Лето радужных надежд - [23]

Майя послала ей благодарный взгляд, а когда подруга удалилась, зашипела на Степу:

– Больше ни слова! Чтоб никаких намеков, никаких, к черту, рысаков!

– Но это же! Это же! – шепотом запротестовал он. – Это вопрос жизни и смерти!

Он схватился за голову.

– Чушь, – шепотом отрезала Майя. – Не устраивай тут греческую трагедию! У меня хорошие врачи, есть все лекарства, я чувствую себя неплохо и собираюсь прожить еще долгие годы! Именно поэтому я не еду ни в какой Израиль. А если б захотела поехать, то поехала бы на свои!

– Неужели? Может, ты тоже, это, втайне миллионерша? Мадам Корейко? – язвительно сказал Степа.

Вместо ответа Майя встала из кресла (алый халат, доходивший до пола, колыхнулся императорской мантией) и подошла к стеллажу, где лежал ее планшет. Так небрежно, будто она всегда это умела, а не Степа обучал ее когда-то, повторяя одно и то же по двадцать раз, она открыла почту и предъявила ее внуку.

– Посмотри. На прошлой неделе было мне письмо от «Кингфиш Ассет Мэнеджмент». Да, открывай. Читай! – указывала ба. – И файл к нему приложен, выписка, ее тоже открывай.

Сначала шла блямба логотипа, официальное наименование и юридический адрес этого «Ассет Мэнеджмент», в общем, все как полагается, а затем черным по белому было сказано, что средства Майи Александровны Соловей (ничего себе! у нее есть средства!) на данный момент находятся в инвестфондах «Кингфиш-Черная металлургия», «Кингфиш-АйТи» и «Кингфиш-Высокодоходный». Степа был изумлен: сочетание бабушки и инвестфондов казалось столь же невероятным, как банк имени Майи Плисецкой. Но дальше шла совсем удивительная вещь – цифра. Итоговая цифирь – семнадцать тысяч пятьсот шестьдесят два доллара!

– Мадам Корейко, я это самое. Я снимаю шляпу, – сказал Степа.

– Ничего особенного, – пожала плечами Майя. – У меня всегда оставались деньги от того, что давал твой отец. Понятно, что банковские проценты даже инфляцию не догоняют. Вот, я стала деньги вкладывать. И даже немного заработала за последние пять лет. Я вполне самостоятельная женщина в финансовом плане.

Она говорила так легко, будто разобраться в инвестициях – самое заурядное дело для семидесятисемилетней женщины, прожившей большую часть жизни при социализме и сталкивавшейся с единственным финансовым институтом: сберкассой. Впрочем, его ба всегда была незаурядной! Да, пожалуй, это в ее духе.

Но если деньги у Майи были, если она могла позволить себе хоть Израиль, хоть Германию, но не ехала… Получается, ехать было не нужно? Получается, бабушка говорила правду: болезнь ее не так страшна, с таким раком – не раком, рачком, ха-ха! – справятся и врачи в Домске! Иного объяснения не было, если считать ба Майю хоть немного здравомыслящим человеком, а уж в здравом смысле Степа ей никогда не мог отказать.

Степа наконец почувствовал облегчение. Будто свинцовый сейф давил ему на плечи все эти дни, начиная с несчастного вечера воскресенья, и вот – убрался.

– Ты моя бабуленька-красотуленька! – обнял он Майю и спрятал лицо у нее за плечом.

– Да, это я, – с достоинством ответила ба.

– Но ведь если это самое, если понадобится, ты снимешь эти деньги? Поедешь лечиться? – тревожно переспросил Степа.

– Можешь не сомневаться. А ты…

Майю прервал писк телефона: эсэмэс.

Она прочла и закусила губу. Глаза ее сжались от печали.

– Что?

– Богдан пишет, уехал в Москву. Дела, – спокойно ответила Майя, уже овладев собой. – Жаль. Я хотела устроить на прощанье ужин…

Тук-тук! – постучала и сунула нос в гостиную Софья Аркадьевна.

– Не хочу нарушать ваш тет-а-тет, но мне пора в постельку баиньки! Палубу качает, если вы понимаете, о чем я, – возгласила она и захихикала.

– Степа, отвези Софью Аркадьевну, – велела ба.

– Куда едем? – спросил Степа, когда захмелевшая старушенция устроилась в его «Ладе».

– Даунинг-стрит, десять!

Степа возвел глаза и вздохнул.

Глава 7

Шли дни, шло лето. Время замедлилось – то ли от жары, то ли от ожидания. Главное, чего ждал Степа, – это вестей по конкурсу. Он был уверен, что у их с Борей приложения есть шансы. Много было в него вложено сил и надежд, но не в этом дело, а в том, что оно получилось классным. Оно заслуживало победы, заслуживало того, чтоб ему добавили денег, раскрутили, рассказали о нем на всех углах, принесли его на блюдечке каждому, кто захотел бы опробовать. Седьмого июля, через месяц по окончании подачи заявок, фонд Like Ventures должен был объявить победителей.

А пока Степа работал все в том же агентстве, ездил с клиентами на опостылевшие ему показы квартир и возился с линялыми планами БТИ и пахнувшими пылью справками. Вероника, его начальница, стала придираться к нему по каждому поводу. Входила в агентство и, видя Степу, воротила нос. Степа подозревал, что тут не обошлось без отца. Не зря Вероника перед Степиным днем рождения так упорно навязывала ему отца в клиенты, не зря пела ему дифирамбы. Видимо, что-то ей отец пообещал. А потом в один миг сорвался в Москву – и все. Поманил и забыл. Что мог Веронике наобещать его отец, Степа не знал, но предполагал самое простое: деньги. Привычный для отца инструмент, та кувалда, которой он решал все проблемы. Например, пообещал отец Веронике вложить деньги в ее агентство. А если не деньгами помочь обещал, то связями – свести с нужными людьми… Когда Вероника однажды съязвила что-то про Богдана Соловья, Степа окончательно убедился в этой своей гипотезе. Отчего легче не стало: Вероника замечала каждый его промах, требовала сделок скорей, и вообще, похоже, дело пахло увольнением.