Лето радужных надежд - [21]

Юля говорила, понизив голос, будто все это было секретом.

– Угу. Угу…

Степа потер подбородок.

– Вообще это мысль! Это израильское направление – оно такое, да, это направление. Это уже не тупик! Ну, тянуть не будем. Сейчас я, это, съезжу к Майе, и туда ее. Уговорю. Вперед, на Святую землю!

День сразу прояснился. До этого все, что было в дне – идиотские разъезды с отцом по квартирам (тьфу, провалился бы ты со своими подарками! ничего мне не надо!), когда еще приходилось слушать его цветистые рассказы, держать вежливую улыбочку, в то время как в голове одна мысль: ба помирает! Майя помирает! А теперь… С какой, собственно, стати Степа решил, что ничего не изменишь? Молодец Юлька, угу. Мы еще поборемся! Мы тебя еще вылечим, ба!

– Правда, деньги, – скривилась Юля. – Наша главбух – она дачу и машину продала, чтобы эту клинику оплатить.

– И правильно, это самое, правильно сделала! – бодро отозвался Степа.

Юля покачала головой:

– Само собой, только я про другое. Откуда Майе Александровне… – Она поправилась: – Откуда нам столько денег взять? Это тысяч десять как минимум.

– Чего? – глупо спросил Степа.

– Не рублей же. Долларов. Или евро, не знаю. Нет, кажется, главбух сказала: доллары. Неважно, доллары-евро, какая разница! – в раздражении зачастила Юля. – Десять тысяч как минимум. Откуда такое взять? У тебя, у меня – ноль на палочке. Я даже на подгузниках Ясиных экономлю.

– Отставить подгузники, – скомандовал Степа и обнял разволновавшуюся жену. Он подумал немножко и сказал: – Нет, это как раз не проблема. Угу. Пусть Майя у отца, да. У отца возьмет.

– У твоего отца? – наморщила лоб Юля.

– Ясное дело. В кои-то веки его миллионы на что-то сгодятся. Угу.

Юля почему-то замолчала. Она явно была не согласна со Степой (в чем? с чем тут спорить? у отца денег прорва – это раз, он чуток отсыпет Майе – это два, вот, все ясно), но молчала.

– Что? Неужели ты думаешь, он это? Откажет собственной матери? Юля, Юля, Юля! Извини, конечно, извини, но все-таки не людоед у меня отец, угу, не последняя сволочь!

– Нет, конечно, – смутилась Юля. – Я… ничего, я ничего.

Почему-то Степе открыла не Майя, а ее старая подруга – Софья Аркадьевна, крохотная, энергичная и веселая старушенция. Причем сейчас Софья Аркадьевна была наклюкавшись.

– Вот ты ходишь не пойми где, а твоя бабушка – на краю гибели! – сказала она Степе, распахнув дверь.

Степа рванулся вперед, не сняв ботинки.

– Была на краю, пять минут назад! – крикнула из коридора Софья Аркадьевна.

Посреди гостиной расставила ноги стремянка, а за ней в кресле сидела бабушка – с круглыми глазами и подозрительно притихшая. Ее худая, высохшая шея торчала из алого ярчайшего халата, как шея диковинного птенца.

– Что случилось? Тебе плохо? – кинулся к ней Степа.

– Все в порядке, – Майя приняла свой обычный строгий вид. – Не надо драм.

– Она чуть не сверзилась со стремянки! – доложила вернувшаяся Софья Аркадьевна.

Выяснилось, что бабушка захотела снять новый абажур, повесить древний – тот самый, который она разыскивала, и вот наконец разыскала.

– Извини, да, извини, но это просто глу… – в раздражении начал Степа и осекся под орлиным взглядом Майи. – Почему сама? Почему ты, это, меня не позвала?

– Пожалуйста, зову, – сделала широкий жест ба.

– Степашка, красненькое будешь? – подняла бутылку ее подруга.

– Знаешь, Соня, я бы выпила кофе! – сказала Майя. – Мне сейчас это нужно. Не в службу, а в дружбу – сходи на кухню, свари.

Как только Софья Аркадьевна удалилась (покачиваясь и мурлыча себе под нос какой-то мотивчик), Степа плюхнулся на стул рядом с бабушкой.

– На, это, держи, – сунул он ей в руку Юлину записку.

Майя прочла. Воздела тщательно прорисованную бровь.

– Хм. Очевидно, это клиника в Израиле, где принимают раковых больных. И по сходной цене обещают им здоровье и счастье. Так?

Степа кивнул.

– И что я там забыла?

– Ну, ба! – растерялся Степа.

– Все, кому не лень, ругают нашу медицину, – фыркнула Майя. – Это же проще простого – обругать! А я в этой медицине проработала пятьдесят с лишним лет. И я скажу, что, несмотря на отдельные недостатки, у нас многое очень даже на уровне!

– Ну, ба…

– Прежде всего люди, – твердо сказала бабушка.

– А если это? Если заболит? Я читал где-то: один генерал застрелился. Ужас же. У него таблетки кончились, а ему не выписали, угу, говорят: идите туда и туда, соберите десять бумаг, ага, с печатями…

– Степа, не надо, – прервала его Майя. – Я получше тебя знаю ситуацию с морфином для больных. Это беда и позор, но я тебя могу успокоить: меня эта беда не коснется.

– Хорошо, – кивнул Степа, а потом испугался: – Ты что, ты тоже хочешь? Как генерал?!

– Господь с тобой. Просто у меня есть связи, и для меня эти пять бумаг с печатями делают по щелчку, – надменно сказала Майя. – Я без обезболивающего не останусь.

Степа встал, прошелся вокруг стола, взглянул на бутылку вина, поднял с пола отвертку и закрутил в руке.

– Надо что-то делать! Да. Не сидеть на месте! – сказал он. – Лечиться! И это самое, бороться! А если там, в Израиле, они что-то такое умеют? Такое, что ух! – и хорошо.

Майя смотрела на его метания молча и прохладно, будто не с ней это все происходило, будто не ее придавило страшное слово «рак».