Лето потерянных писем - [56]

– Давай.

Мы направились к «Джеку и Чарли» на набережной – молочному магазину с крышей, покрытой серым шифером, и белым забором, огораживающим их террасу из красного кирпича. Вокруг прыгали чайки, выманивая крошки у слабохарактерных туристов. Ной взял арбузный сорбет, а я – сливочное мороженое с брауни и зефирками, ведь жизнь дается лишь раз.

– Это ведь было не обольщение? – спросила я, когда мы уселись за небольшой деревянный столик, который нам удалось урвать у уходящей семьи. Порой нужно вести себя как хищник. – Никакого тайного умысла в комплименте моим сережкам?

Боже, да что со мной не так? Почему я не могу просто принять комплимент?

– Обольщение?

– Ой. – Ух. Иногда я успевала проглотить редко употребляемые слова до того, как они срывались с моего языка. «Не нужно», – уверяли меня взрослые. Просто будь собой. Легко им говорить, и не так уж легко мне в это поверить. И все же в компании Ноя я никогда не чувствовала необходимости подвергать цензуре свои же слова. – Я хотела сказать…

– Я тебя понял. Просто впечатлился. Отличная речь для приемной комиссии.

– Спасибо. – Вот тут я радостно ему улыбнулась. – Я получила восемьсот баллов за понимание прочитанного.

Ной фыркнул.

Ты очень тонко растешь в моих глазах.

– Прочувствуй свою удачу – мне с тобой так комфортно, что не приходится прибедняться и строить из себя скромницу.

– Об излишней скромности можно было бы говорить, если бы в ответ на мою реплику ты прикинулась робкой. Это же неприкрытое хвастовство.

– Верно. – Я усмехнулась и набрала идеально пропорциональную ложку мороженого, горячего шоколада и сливок. – А это впечатляет, правда же?

– Не так, как мое умение завязывать в узел черенок от вишни.

Я слизала немного прилипший к ложке шоколад.

– И все же это просто домыслы.

– Ох. Вызов принят. – Ной встал и подошел к прилавку с мороженым. Он вернулся с качающейся на черенке ярко-красной вишней. – Готовься умереть от восхищения.

Ной закинул целиком вишню в рот, и я с восхищенным изумлением наблюдала, как задвигались его щеки.

Господи. Я смотрю прямо ему в рот. Просто сосредоточься на губах. На очень красивых губах.

Он вытащил ягоду с завязанным по центру черенком.

Я принялась смеяться и не могла остановиться.

– Боже, где ты этому научился?

Его губы приподнялись в легкой улыбке.

– Я очень умело пользуюсь языком.

– Ной!

– Что? – В его глазах сверкнули озорные огоньки. – Просто констатирую факт.

– Ну конечно.

– Не моя вина, что у тебя извращенный ум.

– Нет у меня извращенного ума.

Он приподнял брови.

– Нет? Тогда что у тебя сейчас на уме?

Я закрыла лицо руками, густо покраснев.

– Ной.

Он засмеялся.

– Фу! – Я зачерпнула ложкой мороженое, чтобы утопить в нем свои невзгоды.

– У тебя немного… ох… – Ной потянулся и легонько коснулся моего носа. – Немного сливок.

Странно, думаю, на моем полыхающем от стыда лице растаяло бы любое мороженое.

– Упс.

– Это мило. – Он снова посмотрел на меня. На этот раз без коварства, как до этого. Взгляд у Ноя стал нежнее.

Я хотела этого парня.

Не могу скрывать. Или притворяться. Каждой частичкой, от сердца до ребер и кончиков пальцев, хотела его. Безумно. Безрассудно. Неминуемо.

Разумеется, я заметила, как растет нелепая влюбленность. Но рассчитывала, что смогу держать себя в руках. Увлечения можно отодвинуть в сторону и хранить в секрете. Это… это искрометное желание представляло для меня опасность. У меня не было времени на неоднозначные, мощные чувства: они пугали, вносили сумятицу и затмевали разум. Я не хотела с ними разбираться. Не этим летом, когда я намеревалась сосредоточить внимание на прошлом своей бабушки. Конечно, я была готова к летнему роману, но короткий роман сильно отличается от всепоглощающего желания.

Так что мне никак не справиться, если Ной Барбанел будет смотреть на меня так, как сейчас. Я не могу поддаться эмоциям, которые в силах меня поглотить.

Я отодвинула стул и встала.

– Нам пора.

Ной недоуменно моргнул.

– Мы не…

– Я бы хотела пройтись. – Я выбросила чашку с мороженым в ближайшую мусорку. – Пойдем.

Молитвенный дом унитарного универсализма Нантакета не сильно отличался от церквей, где проходили встречи моего отряда девочек-скаутов. Здесь были красные скамьи и белые стены, и летом каждую пятницу по вечерам проводили службы для небольшой еврейской общины на острове.

Обычно в храме мне было скучно. То же самое, что есть овсяную кашу или разгружать посудомоечную машину – временами утомительно, в редких случаях увлекательно, иногда приятно. На службах я виделась с друзьями из еврейской школы, и иногда мы украдкой бродили по коридорам и разглядывали детское творчество или мозаику «Древо жизни». Наша община была огромной, по крайней мере, на Дни трепета размещали евреев-реформаторов из пяти городов.

Местная община, должно быть, была тесной, что наводило меня на мысли, что и обменяться смс-сообщениями не удастся, и тихонько попеть молитвы с конца сидура[9] тоже, поэтому пришлось бы развлекать себя вместо того, чтобы внимать проповедям. «Моя страна, это я тебя воспеваю», с первого по четвертый куплет – это я о тебе.

Ной повел меня в дальние коридоры, где находился кабинет раввина Лии Абрамс. Он легонько постучал в приоткрытую дверь.