Лето на Парк-авеню - [79]

Мы с Кристофером встретились в Виллидже, и все как будто вернулось в норму. Мы снова были просто друзьями, слонялись по окрестностям большую часть вечера и подкалывали друг друга, делая снимки и наслаждаясь погодой.

– Что дальше? – спросила я, когда у нас кончилась пленка.

– Как считаешь, ты готова к темной комнате?

Он обещал показать мне, как проявлять отснятую пленку, но перед этим мы заглянули в кафе на Бликер-стрит, где пахло жареными каштанами. Мы начали с кофе, а потом перешли на бурбон. Я впервые в жизни пила бурбон, и у меня развязался язык, так что я сама не заметила, как спросила его о подружке.

– Значит, – сказала я и затянулась его сигаретой, лежавшей на пепельнице, – вы с Дафной – всё? Жаль, что не сложилось.

Он поморщился и потер подбородок.

– Не думал, что ты в курсе. Это Элейн тебе сказала?

– Ну так, вскользь упомянула, – я выпустила дым и вернула ему сигарету. – И да, твоя спутница на церемонии довершила картину.

Он кивнул и рассмеялся.

– Ну, Элейн никогда особо не одобряла Дафну. А что именно она сказала?

– Без подробностей. То есть я не знаю, что у вас пошло не так.

– Ну, мы оба хороши, – сказал он и глотнул бурбона. – Она позвонила из ЛА и сказала, что много думала последнее время и решила, что нам нужно взять паузу, – он глубоко вздохнул. – Элейн считает, Дафна меня использует. Не знаю. Может, она и права, – он снова потер подбородок. – Думаю, мне уже нашли замену.

– О, я знаю, как это бывает.

– Правда знаешь?

Я кивнула, и лед звякнул у меня в бокале.

– Я была помолвлена до того, как переехала сюда. Он теперь женат на другой.

Я грустно улыбнулась, удивляясь, как мне до сих пор больно вспоминать об этом.

– Ты ничего такого не говорила. Ты такая скрытная?

– Мне не слишком нравится чувствовать себя жертвой.

Он кивнул и коснулся своим бокалом моего прежде, чем сделать еще глоток.

– Так, а с чего ты решил, что тебе нашли замену? – спросила я.

– Есть один тип, который давно увивался за ней. Он – ее агент, так что я убежден, ей будет польза от него в карьере, не то, что от меня. Я почти уверен, что он полетел с ней в Лос-Анджелес, – взяв сигарету указательным и большим пальцами, он переместил ее в угол рта и затянулся, сморщившись. – Она не признает, но я думаю, у них это не вчера началось. И знаешь, что самое худшее? Мне теперь нужно искать новое жилье, – он грустно улыбнулся и допил бурбон. – Ну, – сказал он с новой интонацией, давая понять, что тема Дафны закрыта, – а кто был тот парень с тобой на церемонии?

– Кто? Эрик?

– Ты встречаешься с ним?

– Да нет. Не так, чтобы.

Может, дело было в том, что рядом со мной сидел Кристофер, а может, я просто слишком устала от всего этого, но в тот момент я поняла, что пора заканчивать с Эриком.

Кристофер чуть заметно улыбнулся, затянулся последний раз сигаретой и затушил окурок в пепельнице.

– Что ж, время уже позднее. Мне, наверное, надо отпустить тебя домой.

Мне не хотелось расставаться с ним, а бурбон добавил дерзости.

– Подожди, – сказала я, – я думала, мы будем проявлять мою пленку.

– У тебя еще есть время? Я думал, у тебя планы на вечер. Все же сегодня суббота.

– Время есть.

Я извинилась, зашла в телефонную кабинку в глубине кафе и позвонила Эрику. Он приглашал меня к себе на коктейли и ужин в «Бенихане». Но я поняла, что мы туда не пойдем, потому что решила сказать ему при встрече все, что думаю.

– Я сейчас в Виллидже, – сказала я ему, – и вряд ли успею в центр к семи. Мы можем передвинуть наши планы?

– На сколько? – спросил он. – На восемь?

Я взглянула на Кристофера.

– Скорее, на девять, – я повесила трубку и вернулась за столик. – Идем?

Кристофер оплатил счет, отказавшись принять мои деньги, и мы направились к нему в студию на Первой авеню, у площади Св. Марка. Это было причудливое небольшое здание с витражными окнами и высокими потолками. Я подумала, что когда-то здесь могла располагаться церковь. Внутри был беспорядок – повсюду валялись кучи книг, газет и журналов.

– Извини за бардак. Я тут живу, поскольку, ну, понимаешь, – он замялся, а потом сказал: – Давай начнем с фотографиями.

Мы зашли в ванную, которая была его темной комнатой; в раковине лежали стопкой ванночки, мыло «Сейфгард» и проявитель, рядом с мочалкой. Кристофер выключил верхний свет и принялся за проявку, водя моими руками и озвучивая все свои действия, но я с трудом могла сосредоточиться на том, что он говорил. Все перекрывали прикосновения его пальцев и бурбон.

Он провел меня через весь процесс – от проявки пленки до фиксажной ванны, и к тому времени, как он промыл фотографии и повесил их сушиться, мне уже было совершенно все равно, что мы наснимали за тот день. Когда он стоял у меня за спиной, я ощущала его дыхание у себя на шее, ощущала тепло, исходившее от него, и была сама не своя. Я чувствовала себя хрупкой, как стекло. Застарелая сердечная рана открылась, словно мне нанесли ее только вчера. Кристофер мог бы повергнуть меня в прах одним поцелуем. Если бы он поцеловал меня и отпустил, от меня бы ничего не осталось. Изо всех сил я старалась не обернуться, потому что понимала: стоит взглянуть ему в глаза, и я пропала.