Лето на Парк-авеню - [81]

– Эли, что ты тут делаешь? Что случилось?

Бриджет стояла в дверном проеме с растрепанными волосами и смазанным макияжем; пояс на халате перекручен.

– Можно войти?

Я вошла, не дожидаясь ответа. На кофейном столике я заметила пустую бутылку «Шабли», два бокала и пепельницу, полную окурков. На диване лежало скомканное платье Бриджет – то самое, в котором она выходила от Эрика, рядом с кушеткой валялась кожаная туфля, а другая – посреди комнаты.

– Что происходит? Ты в порядке?

– Если ты хотела Эрика, могла бы просто сказать.

– Что?

Она широко раскрыла глаза, стряхнув остатки сна.

– Если ты его хотела, могла бы сказать мне. Я бы уступила. Ни к чему было делать это у меня за спиной и лгать.

– О чем ты говоришь?

– Я тебя видела. У Эрика, вчера вечером.

– Ох, боже, – она вздохнула и потерла глаз основанием ладони. – Господи, ты не так поняла. Я не встречаюсь с Эриком. Клянусь. У меня вчера было свидание. Он только что ушел.

Я подумала о мужчине, с которым разминулась на лестнице. И снова взглянула на бокалы и «Шабли».

– Тогда что ты делала у Эрика?

Ее лицо, и без того землистое, побелело, как мел, и она покачала головой и опустилась на диван, отпихнув одну туфлю.

Я стояла и ждала, что она скажет. Секунды тянулись медленно, одна за другой.

– Ну?

– Эли.

Но она опять замолчала и подалась вперед; из-под халата выглянули голые коленки. Она потянулась за сигаретами на кофейном столике. Пачка «Салема» оказалась пустой, и она скомкала ее в кулаке, словно раздавливая грецкий орех.

Я все ждала объяснения.

– Черт, – сказала она, оглядываясь, – у меня была другая пачка. Ты не видела?

– Бриджет.

Она вскочила и выбежала в спальню, откуда вернулась с пачкой «Пэлл-мэлла».

– Зачем ты ходила к Эрику?

Она закурила и сказала, выдохнув дым:

– Это всё уже настолько вышло из-под контроля.

– Что – всё?

Она снова затянулась сигаретой, избегая смотреть на меня.

– Ты помнишь, когда только пришла работать в журнал?

– Ну да.

– Помнишь, как Эрик попросил тебя помочь? С Хелен? А ты отказалась. Не решилась.

– Ну да.

Я ощутила дурноту.

– Что ж…

О, нет. Это было хуже, чем если бы она встречалась с Эриком у меня за спиной.

– Бриджет, что ты наделала?

Она снова затянулась сигаретой.

– Бриджет?

– Да ничего такого. Клянусь. Все, что я делала, это говорила ему, что творится в офисе. Просто всякое разное, передавала слова Хелен – клянусь, больше ничего.

Она по-прежнему не смотрела на меня, и я поняла, что она недоговаривает. Я вспомнила случаи, когда она вертелась у моего стола, читала что-то через мое плечо. Вспомнила об утечках к рекламщикам, о графических планах и макетах обложек, которые каким-то образом попали к Димсу и Берлину. Каждая новая догадка вспыхивала маячком у меня в уме, и наконец исчезли последние сомнения.

– Это ведь ты сделала, да?

– Эли, ну что ты, нет.

– Ты слила записку в «Ежедневник женской моды»?

– Это был прокол. Клянусь, я не думала, что Эрик покажет ее кому-то, кроме «Хёрста».

– Значит, это твоих рук дело: и записка, и обложка?

Я замолчала, надеясь, что она станет отказываться. Но она ничего не сказала, и тогда я спросила:

– Зачем ты это сделала?

– Это Эрик придумал. Клянусь, это он. Сказал, что я получу продвижение, повышение. Мне нужны были деньги.

По ее тону было очевидно, что деньги служили ей мерилом любых поступков.

Мы стояли, потупившись. Она курила, глядя в пустоту холодным взглядом. Порядочность была для нее пустым словом. Только выгода имела значение. Она никогда не была мне подругой.

– И что ты теперь намерена делать? – спросила она и закурила новую сигарету от прежней, перед тем, как смять ее в пепельнице.

– Поверить не могу, что ты так поступила с Хелен. Со всеми нами. Разве мало нас, женщин, и без того задвигают? Лишают серьезного отношения и уважения. Эрик подошел к тебе, и ты взяла и согласилась? Ради чего? Ради паршивой прибавки? Дурацкого повышения? Как ты могла быть такой близорукой? Интересно, Бриджет, что бы ты сделала со всей этой информацией, будь ты на моем месте?

– Ну, я бы так не возносилась. Это ведь ты с ним спишь.

– Но я никогда не предавала ни Хелен, ни журнал. Я не трепала языком.

– Так может, тебе и ноги раздвигать не стоило?

Я потеряла дар речи. Мне было больно. Я молча развернулась и вышла из ее квартиры. Спускаясь по лестнице, я держалась за перила и дрожала. Бриджет просто размазала меня этим оскорблением, и неважно было, что сама она имела больше любовников, чем любая из моих знакомых. Все равно мне было стыдно. До того глубоко сидела во мне мораль хорошей девочки.

Но с течением дня, обдумав все это, я поняла, что мне нечего стыдиться. Одна интрижка не делала меня подстилкой. То, что я спала с Эриком, свободная от угрызений и осуждений, что-то раскрыло во мне. С одобрения Хелен я пошла на поводу у своего желания и теперь стала лучше понимать себя: что мне нравится, а что – нет. А главное, я поняла, на что могу претендовать.

Я никак не могла смириться с тем, что Бриджет предала меня и Хелен и поставила под угрозу будущее всех, кто работал в журнале. Вернувшись к себе домой, я решила вычеркнуть ее из своей жизни, как и Эрика.

Я должна была рассказать обо всем Хелен. Я понимала, что Бриджет, скорее всего, уволят, а может, и Эрика тоже, но они это заслужили, а я была на стороне Хелен. Из меня сделали дурочку за мою доверчивость, и я еще сильнее злилась на них за то, что чувствовала себя обязанной раскрыть людям глаза на сделанное ими.