Лето на Парк-авеню - [40]

Шрифт
Интервал

– Давно вы вместе? – спросила я.

– Два года. С перерывами – три. А хотя нет, пока только два. Мы познакомились сразу, как она приехала в город. Из Монреаля. Я без ума от девушки, говорящей по-французски.

Он улыбнулся, и я уверилась, что вижу влюбленного человека. Это чувствовалось по тому, как он говорил о ней, как смотрел на нее, когда она говорила по телефону. Он никогда не обидит ее, никогда не бросит. Он был предан ей. И это очаровало меня. В них было что-то особенное. Они казались идеальной парой. Это вернуло мне веру в то, что такие отношения действительно существуют.

Когда Дафна ушла, мы с Кристофером продолжили говорить о фотографии, и я рассказала ему, какое вдохновение испытала, приехав в Нью-Йорк.

– У меня просто глаза разбегаются.

– Это да, – сказал он. – Кажется, слишком много всего. Столько материала. Но штука в том, что мы оба можем смотреть на что-то, но в итоге сделать две совершенно разные фотографии, потому что твой глаз заметит одно, а мой – что-то другое. Мы, фотографы, не создаем ничего из воздуха, как писатели, или музыканты, или художники. Мы делаем искусство из того, что уже есть. Мы, можно сказать, крадем из того, что уже существует, и через это выражаем себя. Так что, по большому счету, все, что тебе нужно, это понять, что ты хочешь сказать, и заточиться на это. Выбрать нужный объектив, обрезать лишнее…

Мы проговорили еще где-то полчаса: о композиции, негативном пространстве и способах манипуляции с изображением. Я ни с кем еще не говорила на такие темы. Это был язык фотографии, и мне все было мало.

– Так как бы ты назвала свой стиль? – спросил он.

– Я? Мой? – никто еще не задавал мне подобного вопроса, никто не видел во мне фотографа; я испытала приятное и непривычное чувство. – Ой, даже не знаю. В последнее время я, вроде, снимаю всякие странные вещи, вроде уличных торговцев и случайных людей в подземке. Горы мусора.

– Это здорово. Значит, развиваешь глаз. Тебе надо периодически показывать мне свою работу.

Я покачала головой.

– Она недостаточно хороша, чтобы ее показывать.

– Тебе нужно переступить через это. Знаешь, критика может быть на пользу.

– Я просто не совсем еще готова.

– Окей, ладно. Пока сниму тебя с крючка. На время.

Мы еще поговорили, допивая кофе, и вышли из кафе. Я поблагодарила Кристофера, что разрешил мне побыть у него на подхвате.

– В другой раз приноси свой фотоаппарат, – сказал он.

– Другой раз?

– Ну да, будет прикольно. Позвони мне. Просто пошатаемся где-нибудь, поснимаем. Покажу тебе пару приемчиков.

Мы попрощались, и, когда он скрылся за углом, я почувствовала себя невесомой. Кристофер Мак стал моим наставником. Мне хотелось прибежать домой, схватить фотоаппарат и выбежать снимать, но у меня кончилась пленка, и нужно было ждать до зарплаты.

Так что я стояла на тротуаре, и меня распирала нерастраченная энергия. Я не представляла, чем еще занять остаток дня. И вот тогда я подумала про Эрика. Я почти не видела моего донжуана на той неделе, и он не звонил. Я не знала, позовет ли он меня еще раз, но, побывав в компании этой идеальной парочки, я снова вспомнила страстные поцелуи Эрика, и мне опять захотелось увидеться с ним.

Глава двенадцатая

Хелен только вернулась с совещания за завтраком и попросила меня сходить с ней к стене. Она имела в виду заднюю стену художественного отдела, к которой крепили кнопками графический план. Теперь мы уже доподлинно знали, что представляет собой графический план: редакционный монтаж рекламных полос, наглядно показывающий, что где размещается. Перед нами раскинулся план июльского номера, страница за страницей, разворот за разворотом, с условными обозначениями П. С., или Передней секции, и З. С., или Задней Секции. Между которыми располагался ряд страниц, как пустых, так и размеченных под «Рек. Пирекс», «Рек. Мистер Клин», «Рек. Гербер Купон», две страницы на книжные обзоры и полторы – на кино-обзоры.

Графический план менялся день ото дня. Хелен, к примеру, резервировала три страницы под статью на тему «Как сделать свою спальню сексуальней», а кто-нибудь из «Хёрста» вычеркивал ее. Тем утром я заметила, что добавилось несколько новых страниц. Три страницы были отведены под статью, озаглавленную «Ты тоже можешь быть ведьмой», одна страница – под материал «Помада говорит», и еще четыре разворота – под «Али-Хана, Величайшего Любовника в Мире».

Хелен осматривала страницу за страницей, а я ее сопровождала. Она зачеркнула вопросительный знак, поставленный кем-то рядом с заголовком про Али-Хана. На обложке не было ничего, кроме больших букв «НБ», то есть «на будущее». Внутри первой страницы обложки значилось: «Рек. Система Белл». На всю полосу.

Хелен подалась вперед и написала заголовок будущей статьи, которую она получила от Дорис Лилли, по дружбе: «Как выйти замуж за миллионера». Также по дружбе она получила статью о любовнице Пикассо и умоляла Жаклин Сьюзан тоже что-нибудь предоставить.

– Не представляю, чтобы Джеки не пришла мне на помощь, – сказала Хелен.

Они обе работали в «Бернард Гайс», и книга Сьюзан, под редакцией Элейн Слоун, о старлетках подсевших на амфетамин и барбитураты, готовилась к печати.


Рекомендуем почитать
Остап

Сюрреализм ранних юмористичных рассказов Стаса Колокольникова убедителен и непредсказуем. Насколько реален окружающий нас мир? Каждый рассказ – вопрос и ответ.


Розовые единороги будут убивать

Что делать, если Лассо и ангел-хиппи по имени Мо зовут тебя с собой, чтобы переплыть через Пролив Китов и отправиться на Остров Поющих Кошек? Конечно, соглашаться! Так и поступила Сора, пустившись с двумя незнакомцами и своим мопсом Чак-Чаком в безумное приключение. Отправившись туда, где "розовый цвет не в почете", Сора начинает понимать, что мир вокруг нее – не то, чем кажется на первый взгляд. И она сама вовсе не та, за кого себя выдает… Все меняется, когда розовый единорог встает на дыбы, и бежать от правды уже некуда…


Упадальщики. Отторжение

Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.


Индивидуум-ство

Книга – крик. Книга – пощёчина. Книга – камень, разбивающий розовые очки, ударяющий по больному месту: «Открой глаза и признай себя маленькой деталью механического города. Взгляни на тех, кто проживает во дне офисного сурка. Прочувствуй страх и сомнения, сковывающие крепкими цепями. Попробуй дать честный ответ самому себе: какую роль ты играешь в этом непробиваемом мире?» Содержит нецензурную брань.


Голубой лёд Хальмер-То, или Рыжий волк

К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…


Княгиня Гришка. Особенности национального застолья

Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).