— Трам-тара-рам, куклы бродят по дворам. Бу-бу-бу, домик вылетел в трубу. Ати-ати, ати-ати, вышел зайка по-гуляти!
— Да замолчи же ты, наконец! — заругалась мама. — Я книжку читаю, а ты мешаешь. И со стола слазь, неслух!
— Нет, я — слух. Слух, слух! Без ух. Ух, ух, тра-ра, тра-ра, ухи носит детвора.
— Не ухи, а уши. И потом — их не носят, они сами растут на голове.
— Они вовсе и не растут. Их не поливают. Уши я ношу — на головке вожу. Тра-та-та, тра-та-та, мы везём с собой кота.
— Что за ребёнок — прямо наказание! Собралась к Ирочке на день рождения, а ведёшь себя хуже обезьянки. Если не перестанешь скакать на столе — не пущу к Ирочке, не видать тебе её как своих ушей.
— Я в зеркало посмотрюсь. И уши увижу. И Ирочку увижу, если она рядом. И платье новое увижу… Ой! Я совсем забыла о платье-матье.
Наташа спрыгнула со стола и стала вертеться перед зеркалом. Поворачивалась и так и эдак. Боком и спиной. Отходила в сторону и снова приближалась. Тыкалась носом в самое зеркало. Красивое платье! Нарядное. Как у куклы. Далее лучше, Ирочка, когда увидит, обязательно захочет такое же. Правда, она говорила, что ей уже подарили платье — с бантиком на груди. Ну и пусть! Наташа тоже попросит с бантиком. Нет, с двумя бантиками! Нет, лучше с тремя! Пусть всё платье будет в бантиках!
— Мамочка, можно я ещё одно платье надену? — попросила Наташа. — Которое всё в розочках. Помнишь, собака его обкусала и розочку оторвала?
— Кто же сразу два платья надевает? Будешь как матрёшка бестолковая.
— У-у, ты, мамочка, сегодня сердитка. Платьев жалко. Тогда возьму бусы.
— Бусы для взрослых. Детям они не к лицу.
— Я же не на лице понесу. На шее.
— Всё равно нельзя. У тебя возраст не тот, чтобы бусы носить.
— А что такое возраст? Это рост, да? У меня рост маленький. До лампочки не достаёт. У вас с папой взрослый рост. А у куклы Ляли кошачий.
— Возраст означает, сколько лет рос человек. Вот у тебя скоро будет семилетний возраст. Ты уже росла шесть лет.
— Я только летом росла? А зимой?
— Какая ж ты непонятливая! Шесть лет — это шесть годиков. Люди растут зимой и летом, осенью и весной — круглый год.
— Зимой расти холодно, — поёжилась Наташа. — Осенью расти грязно. Лучше расти летом. Тогда и цветы растут. Если бы всё время было только лето, я бы росла, как столб.
— Столбы не растут. Растут деревья.
— Ну, значит, я бы стала с дерево. Большая-пребольшая. Во какая! — Наташа стала взбираться на стол, показывать.
— Не смей! — погрозила мама. — Стол не для ног. Он для тарелок. Для ног существует пол.
— А диван не существует?
— На диван с ногами тоже нельзя.
— Где же я ноги оставлю? На ковре?
— С тобой трудно говорить. Ты делаешься просто невыносимой! В садик ходишь, а за ум всё ещё не взялась.
— Покажи, мамочка, как за ум ручками браться. Я никогда не видела.
— Ум берут из книжек. Не ручками, а глазами.
— Фи, как неинтересно! В твоей книжке ни одной картинки. Брать нечего. — Подпрыгивая и напевая, Наташа побежала к двери: — Трума-трума, трума-трум, я берусь рукой за ум. Бум, бум, бум!
— Ваша дочь — просто прелесть! — сказала моей жене мама соседки Ирочки. — Такая она послушная и смирная, что хоть по телевизору её показывай.
— Не может быть! — удивилась моя жена. — Вы, наверное, спутали нашу Наташу с какой-нибудь другой Наташей.
— Я не могла спутать. Я хорошо знаю вашу дочь. Славный ребёнок.
Каждой маме приятно слушать хорошее о своей дочери. Моя жена не стала спорить с соседкой.
Но в тот день Наташа устроила дикий рёв в доме. Слёзы одна за другой так и сыпались из плакучих глаз. Если бы мама не вытирала Наташиных щёк платком, то на полу образовалась бы целая лужа. Можно было бы свободно пускать бумажные кораблики.
Наташина мама делала всё возможное, чтобы успокоить её. Но Наташа укала пуще прежнего. Тогда мать не выдержала и сказала:
— Глаза бы мои на тебя не смотрели! Уйду от тебя. А ты оставайся здесь.
— Здесь не останусь. У-у-у, — завыла Наташа. — Отведи меня к Ирочке. У-у-у…
— Хорошо, отведу тебя к Ирочке. Но только без плача.
— Веди меня без плача. И я не буду плакать.
Мама отвела примолкшую Наташу к Ирочке и снова вернулась домой. Взяла в руки газету. Но читать не могла. Мешала Наташа. Хотя её и не было рядом, мама всё время думала о ней. «Зачем только я отвела плаксу к соседям, — ругала она себя. — Наташа и там не даст людям спокойно отдохнуть. Нет, такую капризулю нельзя отпускать в гости. Пойду и сейчас же заберу её обратно».
Она заглянула в комнату соседки. Наташа играла с Ирочкой.
Ирочка плакала, а Наташа её утешала:
— Не плачь, Ирочка. Я тебе отдам свою Лялю. И крокодила отдам навовсе. Только ты не плачь, маме мешаешь заниматься.
Потом Наташа подошла к Ирочкиной маме и сказала:
— Какая плаксуша Ирочка! Глаза бы мои на неё не смотрели.
— Ты умница, Наташа, — ответила Ирочкина мама. — Приходи к нам почаще и воспитывай мою дочь.
— Хорошо, я буду приходить и воспитывать.
Тут Наташина мама вышла из-за перегородки и сказала, что её дочери пора домой.
— Такая жалость! — вздохнула Ирочкина мама. — Наташа — славный ребёнок. Она хорошо влияет на мою дочь. — И достала Наташе самую большую конфетку из коробки: — Угощайся. Если бы моя Ирочка была такой же послушной…
