Лето, бабушка и я - [13]

Шрифт
Интервал

И я обращаюсь к Тому, с Кем до сих пор контактировала при бабушкином посредничестве:

— Бог, — сжимаю я руки, — помоги мне добраться до дома! Пусть со мной ничего не случится!

Отец Небесный возлежит на облаке, и Его борода окутывает вершину. Он смотрит на лохматую девчонку посреди страшной тьмы, делает звезды поярче и со вздохом укладывается спать.

Я иду по дорожке вверх, не чуя ног, и меня глотает ночь. Главное — задрать голову и смотреть на звезды, и тогда все страхи бессильны, верхний свет держит меня и ведет, а шум реки и шорохи леса накатывают волной и останавливаются в полушаге, дыша в спину. Я в безопасном прозрачном шаре, в нем надо идти медленно и размеренно, чтобы не порвать тонкий слой защиты.

Медведи и волки, змеи и летучие мыши, пауки и вовсе неведомые человеку мохнатые твари сгрудились и пристально наблюдают за мной.

— Бог, — окликаю я время от времени, — бабушка говорит, что Ты поможешь, если сильно попросить!

Тот, Кого я беспокою, подпирает голову рукой и смотрит: все будет хорошо.

Дорога тянется целую вечность, как будто время потеряло деление на минуты и часы, и вместе с притупившимся страхом я ощущаю что-то новое — ведь я смогла сделать что-то очень смелое, совсем одна!

Вот и корпус, облитый голубоватым светом, иду по ступенькам, ныряю в тепло дома, и вот она — наша дверь!

Барабаню изо всех сил.

Никто не отзывается. Куда же делась бабушка?! Я сейчас умру от одиночества.

— Дидэ-э-э-э! — кричу я.

Наконец за дверью шуршание:

— Ты пришла?! Так рано? Что случилось? А где все?

— Я одна, — мгновенно успокаиваясь, ору я через дверь. — Открой, я спать хочу!

— Как же я открою, что за ребенок на мою голову, я же заперта! Чтобы меня не будить, дети же ключ забрали! Подожди там, я через балкон соседей попрошу…

Голос удаляется. В ожидании сажусь на пол возле двери. Бог взбивает облако получше и успокоенно уплывает по Своим делам.

Слышны перекрикивания, вскоре появляется сосед с ключами:

— Ну что, бандитка, осталась без крова?

Пробуем ключи. Подошли!

Вваливаюсь в нашу уютную норку — я вернулась живая с войны!

Меня поглотил милосердный сон, и я не слышала, как поздно ночью ворвались перепуганные насмерть кузены, потерявшие меня в кино и готовые покончить с собой от чувства вины — и с тем же пылом жаждущие разорвать меня на мелкие кусочки, и только бабушкина самоотверженность спасла нас всех от кровопролития.

Мы — команда

— Вали отсюда, — рассвирепел кузен, когда увидел, что шалаш покосился.

— Мы его три дня строили! А все почему? Я слишком добрый, пожалел козявку. — И повернулся ко мне спиной.

Я медленно побрела в сторону корпуса. Сейчас самое время для игры — жара перестала бесноваться, и теплые травы запахли вечерней прохладой, по пути то и дело обхожу бадминтонщиков.

— Я сейчас играю, я! Моя очередь, вы обещали! — пищит девица в кружевах, и ей дают ракетку. Ну да, пару раз воланчик уронит, и — «вали отсюда», плавали, знаем. Меня уже не проведешь на мякине.

Вот где справедливость?! Шалаш я строила вместе со всеми — натаскала досок со всей округи, ободралась до крови об торчащие гвозди и от бабушки наполучала прикладного искусства за весь сезон оптом, и где благодарность?! Шалаш просел из-за того, что не надо было жадничать и из трех досок лепить пятиметровую комнату. Но им не объяснишь: надо меня выкинуть, мешаю — пожалуйста.

Если бабушке пожалуюсь, они меня окончательно сожрут, и в жизни больше никогда играть не возьмут. А я еще думала, что брат мне друг. При Эдуарде так меня унизить! О, Эдуард, не играть нам больше с тобою в разведчиков.

От обиды провожу ногтем по стоящей перед корпусом машине.

В песочнице играют девочки. В конце концов, я ведь тоже девочка, нет? Я могу играть в куклы? Могу. В деревне, собственно говоря, только с девочками и играю. Но просто так подойти, с пустыми руками — нет, потом фырканья не оберешься. Надо хоть ведро принести, что ли.

— Эй, ты! — грубо окликнул меня мальчишеский голос. — Это ты папину машину поцарапала! Я видел!

Мальчишка не из нашей компании схватил меня за руку.

— Заплатишь за ремонт, поняла?

— Пусти! — перепугалась я. Никого из моих поблизости нет в помине. Бабушка ушла на источник с термосом, будет не скоро, а остальные — им не до меня. Да что за день такой!

— Ничего я не царапала! Я только потрогала, и все! — заорала я, пытаясь вырваться, девочки в песочнице смотрели на меня, как на Джека Потрошителя.

Вот тебе и поиграла с девочками — теперь их мамаши меня к ним на пушечный выстрел не подпустят.

— Пошли к отцу, он с тобой разберется, — дернул меня за руку мальчишка, на толстой шее блеснула золотая цепочка.

— Ты озверел? — раздался, как выстрел, голос моей кузины. — Она быстро шла к нам, держа в руках книгу. — Или тебе жить надоело? Руки убери! Сейчас мой брат придет, ты, бочка с говном, только маленьких девочек и можешь пугать, а вот с ним попробуй поговори!

Толстяк от неожиданности открыл рот и отпустил меня.

Не верится — сестра пришла меня защищать, и что она говорит, мамочки мои — уши сворачиваются! Бабушка слышала, интересно?

От возбуждения я завертела головой — кто-нибудь еще слышал? Бочка с… с говном. Надо запомнить.


Еще от автора Тинатин Мжаванадзе
Девять дней в июле

«Девять дней в июле» – сборник лиричной, ироничной, смешной и доброй прозы.Главное, что объединяет вошедшие в него рассказы и повести – это неунывающий взгляд авторов на жизнь. Даже в самых сложных, и, казалось бы, беспросветных ситуациях, есть выход. И пусть этот выход находится на том конце приснопамятного тоннеля – все равно стоит относиться к этому с юмором и пониманием. Просто потому, что так веселее житьПриятного вам чтения.


Самолет улетит без меня

В обыкновенной жизни порой случаются поворотные моменты, которые выбивают человека из седла, повергают его в отчаяние и заставляют измениться – вдруг проявляются дремавшие до этого момента свойства: один, казавшийся сильным и грозным, покоряется судьбе и сдается, другой – беззаботный и легкомысленный – неожиданно обнаруживает стальной характер, третий, тот, кто был самым верным другом, предает любимых, четвертый же, наоборот, протягивает руку помощи врагу.Все истории, рассказанные в этой книге, – о людях в поисках счастья.Иногда приходится проделать немыслимо сложный путь, запутаться и заблудиться, потерять веру в себя, но все же выбраться к желанному берегу благодаря надежде.


Рекомендуем почитать
Скиталец в сновидениях

Любовь, похожая на сон. Всем, кто не верит в реальность нашего мира, посвящается…


Писатель и рыба

По некоторым отзывам, текст обладает медитативным, «замедляющим» воздействием и может заменить йога-нидру. На работе читать с осторожностью!


Азарел

Карой Пап (1897–1945?), единственный венгерский писателей еврейского происхождения, который приобрел известность между двумя мировыми войнами, посвятил основную часть своего творчества проблемам еврейства. Роман «Азарел», самая большая удача писателя, — это трагическая история еврейского ребенка, рассказанная от его имени. Младенцем отданный фанатически религиозному деду, он затем возвращается во внешне благополучную семью отца, местного раввина, где терзается недостатком любви, внимания, нежности и оказывается на грани тяжелого душевного заболевания…


Чабанка

Вы служили в армии? А зря. Советский Союз, Одесский военный округ, стройбат. Стройбат в середине 80-х, когда студенты были смешаны с ранее судимыми в одной кастрюле, где кипели интриги и противоречия, где страшное оттенялось смешным, а тоска — удачей. Это не сборник баек и анекдотов. Описанное не выдумка, при всей невероятности многих событий в действительности всё так и было. Действие не ограничивается армейскими годами, книга полна зарисовок времени, когда молодость совпала с закатом эпохи. Содержит нецензурную брань.


Рассказы с того света

В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.


Я грустью измеряю жизнь

Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.