Летите, голуби, летите... - [4]

Столь сильного потрясения Фима, пожалуй, никогда не переживал. Так случилось, что его ни разу не предавали. И с подкожными злыднями ему тоже водиться никогда не приходилось. Оттого у Фимы сейчас оголённым нервом свербела боль, как у человека с открытой натурой, внезапно осознавшего до конца, что причинить страдания могут только близкие люди. Ему вдруг свежо припомнились некоторые замечания Яши и Жанны, отпускаемые ими непроизвольно и которым он не придавал значения. И зря… Только теперь многие странности в поведении соседей, казавшиеся Фиме мелочами, вдруг получили исчерпывающее объяснение.

«…А ведь эта парочка относится именно к тем субъектам, которые обронив доллар, не столько думают о том, что его лишились, сколько переживают по поводу того, что его кто-то найдёт…»

Он перебирал в памяти совместные беседы за чаркой, вдруг высветившие сейчас всю мерзопакостную гниль этих людей, казавшуюся прежде Фиме не более, чем простительным скудоумием.

«…Да что теперь о них? Голубей жалко», — Фима чуть не заплакал, вообразив на минуту, что придётся расстаться с птицами. Впрочем, невесёлые думы одолевали его недолго, подсказав единственно правильное решение…

Дом Фима с тяжёлым сердцем поставил на продажу. Желающие приобрести его нашлись быстро. Америка переживала бум на недвижимость и ценовой пузырь раздувался день ото дня, подогретый нездоровым ажиотажем рядового обывателя вдруг зашибить лёгкие деньги. Ну, мол, чем я хуже? Если кто-то может нажить, то что мешает обогатиться и мне? Впереди у страны маячила финансовая пропасть, но её никто не замечал. Или не хотел замечать?.. Все вдруг заделались инвесторами, не желая упустить редкий шанс. Неудивительно, что в такой ситуации Фимин дом оказался лакомым куском, за который среди алчных спекулянтов разгорелась нешуточная борьба. Он только успевал подливать масла в огонь, перезванивая потенциальным покупателям и сообщая тем о происках конкурентов.

— Дают на «десятку» больше… Ещё «пятёрку» накинули…

От услуг брокера Фима отказался напрочь, чем очень разочаровал ту самую русскую риэлторшу, узнавшую от общих знакомых о планах бывшего клиента.

— Ты не сможешь сам ни продать дом, ни приобрести новый, — недовольно буркнула она, расстроенная фактом уплывающих из рук верных комиссионных. Однако Фима только посмеялся в ответ, когда та ему позвонила:

— Смогу, ещё как смогу. Делов-то — занести бумаги в ЭСКРОУ[1] Особого ума для это не требуется. Там только того и ждут — ведь не за красивые глаза стараются. Так что, спасибо за заботу, милая но, звиняйте, я уж как-нибудь сам разберусь.

Он даже успел присмотреть другой домишко и старался совершить обе сделки с максимальной выгодой. На этот раз его соседями намечались любители лошадей. Дом, выставленный на продажу рядом с их небольшим ранчо, вполне соответствовал Фиминому вкусу, а самое главное, в том месте он мог беспрепятственно держать голубей. Территория вполне позволяла да и чужие угодья располагались на приличном расстоянии. Не говоря уже о том, что чистому душой человеку, а потому близкому к живой природе, голубятня такой же приют для божьей твари как и конюшня. Да и голубиный помёт для него ничем не хуже конского навоза. Правда, домик, который Фима обхаживал, находился чуть ли не на окраине города, на выселках, но в Америке этот фактор крайне условен. Далеко от чего или от кого? Машина всегда под боком, хайвэй рядом…

Яша с Жанной, очевидно, что-то пронюхали, потому как избегали встреч с Фимой и вообще, затаились как мыши. Или почувствовали, что ему стали известны их подлые козни? Во всяком случае, Фима с ними больше не сталкивался. Но не попрощаться не мог…

Как раз в тот день, когда большой грузовик, загруженный домашним скарбом, отъехал и направился по новому адресу, он, бросив последний взгляд на участок в саду, где ещё совсем недавно возвышалась голубятня, решительно направился к уже бывшим соседям. Дверь открыл Яша и растерянно застыл на пороге. Увидеть здесь Фиму он никак не ожидал и потому сильно смутился.

— Уезжаешь? — упавшим голосом, наконец, проговорил он, сомневающийся, что сказать напоследок.

— Уезжаю.

— Жаль.

— Мне тоже жаль, — грустно улыбнулся Фима и испытывающе заглянул в Яшины глаза, будто ожидая увидеть в них раскаяние. Да и простил бы наверное, повинись тот ему сейчас в своём злонамеренном поступке. И обиды не держал бы потом. Ну, кто не совершает ошибок в жизни? Пусть даже таких горьких. Однако, Яша не проронил ни слова, предпочитая хранить равнодушное молчание.

— Жаль, — повторил Фима, так и не услышав, чего хотел.

— Жаль, — уже спокойно проговорил он и с отвращением плюнул Яше в лицо. Потом развернулся и, не оглядываясь, зашагал прочь…