Летите, голуби, летите... - [3]

— Жанночка, золотце, не волнуйся. Ничего не угрожает твоему драгоценному здоровью.

Однако, та, плохо скрывая недовольство иметь голубятню в непосредственной близости от окон своей спальни, лишь безнадёжно махнула рукой и предусмотрительно отошла в сторону. Яша, собираясь присоединиться к супруге, тоже скептически поинтересовался:

— Послушай, а они не обосрут всё в округе?

— Господь с тобой! — Фима усмехнулся, услыхав его опасения. По всей видимости, тот вспомнил какой-нибудь памятник, обгаженный городскими сизарями, сотнями обитающих на площадях и в скверах. Оно и немудрено. Подобный — графу Воронцову на «Соборке» в Одессе был перманентно обсижен этими птицами, бессовестно превратившими генерал-фельдмальшарские эполеты на плечах бронзовой фигуры в белые бесформенные бугры.

— Голубь — это символ мира, — добавил Фима снисходительно, уже чутко уловив, как в приятельских отношениях с соседями возникла первая глубокая трещинка.

— Для кого-то может и символ, — скорбно покачал головой Яша, красноречиво кивнув на свои хоромы за массивным забором, — а для кого-то источник продуктов жизнедеятельности организма.

— Только не для вас, — поспешил заверить его Фима, — я гарантирую, что беспокоиться ни тебе, ни Жанне не о чем. У меня же высоколётные голуби, а не какая-нибудь босота…

Прошло несколько месяцев, и атмосфера вроде бы сама собой разрядилась. На Фимино необычное увлечение Яша и его дражайшая половина уже не косились подозрительно, тем более, что как он и обещал, каких-либо неудобств от птиц совершенно не возникло. Во всяком случае, так Фима хотел думать… Да он и сам не злоупотреблял терпением людей, с которыми уже приятельствовал. Без преувеличения, Фима заботился о чистоте голубятни не меньше, чем его жена драила кухню. Недаром вылизанная там плита и посуда, всегда сияли к её гордости ретивой хозяйки.

Похоже, мирное сосуществование никак не нарушилось и взаимоотношения с соседями остались прежними. Правда, забегали на пиво или шашлычок Яша с Жанной теперь не так часто, как раньше, но и демонстративно не сторонились Фиминой компании. Он даже с облегчением вздохнул, убедившись, что возникшая тень конфликта, о котором поначалу переживал, бесследно растаяла. Фимино свободное время ныне целиком было посвящено любимому занятию и он вероятно, с полным правом мог бы назвать себя счастливым человеком. Однако, счастье, как небосвод в осеннюю пору, редко остаётся безоблачным. Того и гляди, на горизонте появится тучка… Неприятность свалилась на Фимину голову неожиданно в виде официальной бумаги, в одно мгновение лишавшей его возможности иметь это счастье.

В тот же день, повстречав на улице Яшу, выкатывавшего из двора мусорные баки, он с грустью поделился плохой новостью:

— Представляешь, получил сегодня письмо из городского управления. Какая-то гнида накатала на меня телегу.

От услышанных слов Яша стал смурной. У него тревожно забегали глаза, и он нехорошо отвёл их в сторону.

— Нашлась крысиная задница, которой помешали мои голуби, — сокрушался Фима, — ну, не паскудство?

Чтоб тебе уже повылазило! — проклинал он неизвестного недоброжелателя, — Да приди ты и скажи по-людски, зачем же доносы строчить? Ох, жаль, что не знаю кто эта падла…

Фима не был зол, но его гложили прежде неведомые чувства. Разочарование? Наверное. Иллюзии теряют все, но происходит это у каждого по-своему.

— И что теперь? — осторожно участливым тоном спросил Яша.

— Да уж ничего хорошего. Я должен держать голубей дома в клетке. Ну, не абсурд? Они ж не канарейки, — Фима растерянно развёл руками, — Голубю полёт нужен! Простор!

Так и остался бы навсегда он в полном неведении об авторе злосчастной кляузы, если бы не случай. Однажды почтальон по ошибке кинул к нему в ящик печально знакомый конверт. Таких писем Фима уже получил несколько — грозных уведомлений из городского управления. Первое содержало требование не выпускать голубей летать над соседскими владениями, затем пришло второе, предписывающее убрать голубятню с участка. И вот, наконец, теперешнее. Завидев обратный адрес, Фима, ожидая увидеть очередное досадное распоряжение, в спешке открыл конверт, даже не поглядев на имя и фамилию получателя. Да и кому на его улице могло прийти подобное письмо, как не Фиме — злостному нарушителю правил содержания птиц и животных в жилом районе?

«…Что за ерунда?» — удивился он, проскользнув глазами по первым строкам, вложенной туда бумаги.

«…Этого не может быть!» — стыд и шок Фима испытал одновременно. Стыд по причине вскрытого чужого письма и шок по поводу его содержания. Он буквально оторопел, прочитав короткое послание соседям Яше и Жанне, извещающее тех о принятых мерах в ответ на их жалобу. Клерк, занимавшийся этим делом, не просто отписался, обещая помочь, а действительно подошёл к вопросу с должным рвением и усердием.

«…Господи, какие дряни», — Фима вспомнил как ещё совсем недавно принимал у себя супругов и почувствовал как у него сдавило грудь.

«…А я их за стол усаживал, хлеб с ними делил» — продолжал изводить себя он ощущением поруганного гостеприимства. Окажись злопыхателем, затеявшим извести его голубей, любой другой человек и Фима воспринял бы эту неприятность как должное. Расстроился бы конечно, но что тут поделаешь? Ну, не нравятся кому-то птицы, парящие в небе. Да мало ли какие могут найтись причины? Американцы у себя в стране и в полном праве призвать чужеземца к установленному порядку. Но эти?! Его разлюбезные соотечественники! Люди вроде бы связанные с ним общей культурой и традициями? Ведь и Фима и Яша, по логике вещей, должны держаться друг за друга! Пусть не помогать, но хотя бы не топить…