Летчицы. Люди в погонах - [32]

Осмотр продолжался долго.

Люди часами стояли на улице в любую погоду, никто не имел права покинуть строй.

Вот и сегодня старшие блоков давно уже подсчитали заключенных, доложили ауфзеерке[16] и получили от нее наряды на работу, а женщины все продолжали стоять на холодном осеннем ветру в промокших полосатых платьях. Они жались друг к другу, стараясь согреться, переминались с ноги на ногу. Аню лихорадочно трясло, губы и щеки посинели, глаза ввалились. За эти несколько месяцев в лагере она похудела, ослабла, с трудом держалась на ногах.

– Не могу я больше, Оля, не могу… – еле слышно прошептала она.

Ольга молча обняла ее, прикрыла от дождя. Она и сама окоченела вся, стояла, не чувствуя ног.

К строю подошла старшая блока, толстая немка Эльза. Она подняла на женщин тусклые блеклые глаза и проговорила угрюмо:

– Сегодня будете работать на болотах. Комендант приказал осушить болота, посадить там фруктовые деревья.

Заключенные разобрали сложенные под навесом лопаты, двинулись к месту работы.

Лагерь стоял в болотистой местности, вода была везде, даже в блоках. Из-за постоянной сырости большинство женщин страдали от ревматизма.

Ольга с ужасом смотрела на распухшие ноги Ани, на ее изношенные ботинки. С каждым шагом она все сильнее опиралась на руку Ольги. Идти ей было тяжело. На участке, где им предстояло работать, стояли конвоиры, громко смеялись.

Остановив колонну, Эльза подошла к ним. Один из конвоиров, маленький, юркий, в начищенных до блеска сапогах, обнял ее за талию, сказал что-то на ухо, и они рассмеялись.

Ольга стояла рядом с Аней, выбрасывала лопатой раскисшую землю из канавы. Работа немного согревала ее, но сил хватило ненадолго. Ноги вязли в торфянистой почве, от гнилостного запаха болотной воды тошнило.

Ольга разогнула занемевшую спину, осмотрелась. Дышала она часто, хрипло. Голова была тяжелой, ноги одеревенели и казались чужими. Она глянула на подругу. Аня стояла, опираясь на лопату.

Ольга хотела ей что-то сказать, но в это время неподалеку раздался выстрел, короткий, приглушенный крик женщины. Она повернулась в ту сторону, откуда донесся выстрел, и увидела, как конвоир тащил по земле Марту – маленькую щупленькую польку.

В последние дни Марта жаловалась на головные боли, общую слабость. В блоке помогали ей чем могли. Все тщательно скрывали ее болезнь от лагерной службы, понимали: если узнают, то ее сразу же положат в санизолятор, а оттуда дорога одна – в газовые печи крематория. Она мужественно переносила болезнь, пока, обессиленная, не выронила из рук лопату и не упала в канаву, где и пристрелил ее конвоир. Работающие поблизости женщины молчаливой стеной окружили конвоира. Он что-то кричал по-немецки, размахивал пистолетом, но женщины не расходились. Тогда он растолкал их, побежал вдоль канавы…

Усталые, продрогшие, возвращались женщины в лагерь после работы. Хотелось упасть на дощатые нары, забыться, уснуть. Но их ждало еще одно испытание.

Коменданту лагеря майору Вельде доложили о стычке заключенных с конвоиром на болотах, и он приказал пятый блок вывести на площадку, которая находилась в самой заболоченной части лагеря.

Когда пятый блок привели на площадку, на помосте, сооруженном посредине, стояли те же конвоиры. К ним поднялась Эльза. Прозвучала команда, и колонна заключенных двинулась вокруг помоста.

Они должны были ходить по топкому болоту столько времени, сколько определят конвоиры. Хождение по кругу, или «промывание мозгов», как называла эту унизительную процедуру Эльза, проводилось часто.

За опоздание кого-либо в строй или на работу, за выраженное по какому-либо поводу недовольство, за плохой порядок в блоке – в общем, по любому поводу заключенных выводили на площадку, часами заставляли ходить по кругу.

Растянувшись цепочкой, женщины образовали вокруг помоста живое кольцо. Вначале Ольга считала пройденные круги, но когда счет перевалил за сотню, сбилась, бросила. Сил становилось все меньше и меньше, она задыхалась.

«Неужели я упаду в болото и меня пристрелят? – От этих мыслей ее бросило в жар. – Ну нет! Мы еще поборемся… Мы еще поборемся…» – Ольга расправила плечи и, собрав последние силы, пошла по кругу прямая, гордая…

В наступивших сумерках раздался слабый просящий голос:

– Помогите, помогите…

Ольга увидела впереди женщину, которая стояла на коленях и, упираясь руками в землю, пыталась встать.

– Помогите…

Ольга и Аня подошли к женщине, взяли под руки, подняли с земли. Ноги ее безжизненно волочились по траве, они с большим трудом тащили ее вперед. Девушки и сами держались из последних сил.

– Еще круг – и я свалюсь… – задыхаясь, проговорила Аня.

– Крепись… Пристрелят…

– Уж лучше конец, чем вот так…

– Надо жить, Аня… Надо жить…

Лицо Ольги покрылось потом, спина взмокла и ныла от усталости. Повернувшись к Ане, она увидела на ее глазах слезы.

– Не могу я больше, Оля, не могу… Все, конец… – шептала она.

К ним подошла Лиза. Отстранив Аню, она подхватила женщину и вместе с Ольгой потащила ее дальше по кругу.

С Лизой они познакомились в день поступления в лагерь. До плена Лиза служила в стрелковом полку, работала сан-инструктором роты. В одном бою, когда полк вынужден был отступить, Лиза вместе с ранеными бойцами, которых перевязывала, укрывшись в лощине, попала в лапы фашистов. Раненых немцы расстреляли из автоматов, а ее забрали с собой. Так попала она в этот женский лагерь.