Летать или бояться - [95]

Танца и сна. Но вот она с тучей столкнулась, – мокрая!

               Где же плащик?

А впрочем, – плевать. Сквозь прорехи в туче мерцают

Огни городишек бессчетных. Она опускается к ним, —

               как струи дождя,

Сквозь который стремится вперед одинокий автобус.

Свет из автобусных окон ей – путеводная стрелка:

Дальше – вперед и прямо! Как искушенный ныряльщик,

«Солдатиком» прыгает вниз. Юбка изящно взлетает, —

Прямо в лицо тканью, пропитанной страхом.

               Голы исступленно ноги.

Вытянув руки, стремится нащупать опору, —

               прочное что-то: схватить, удержаться,

Дрожь тела унять! А поодаль мелькают перья, —

Вытянув шеи, птицы снуют и дивятся. Взглянуть в их

               глаза золотые,

И – откровеньем! – взгляд старой совы,

               что курятники озирает,

Стараясь увидеть цыпленка. Эх, курочки вдруг захотелось!

Зренье ее обострилось и ястребу стало подобным.

Ярче, крупнее стали огни автомобилей,

Товарняков и мостов, что изогнуты аркой,

И диска луны, по извивам речным плывущей.

Среднего Запада тьма озарилась небесным светом.

Кролик в кустах белеет. Цыплята жалобно квохчут,

Жмутся друг к дружке. И у нее – там, в небе —

Есть еще время пожить, в смутно-упорной надежде,

Что долгим будет полет. Паденье. Стремленье,

Что самой силой своей способно достичь контроля

И изменить самой гравитации суть, обернувшись, —

Как повернулась бы вдруг луна стороною обратной, —

Новою Силой. Есть еще время жить, дышать, чем дышать

               невозможно.

Целая ночь впереди, – есть время оправить юбку,

Что, будто мыши летучей плотные крылья,

               ее направляет полет.

Ее оперенье – из ткани, как у воздушных дайверов

               с телеэкрана, —

Улыбки, блеск глаз под очками да палочка эстафеты.

Да ведь и Он, не забудьте, прыгнул без парашюта, —

И дружелюбным Дайвером был подхвачен!

Но, как ни ищи глазами, – нет белозубой улыбки.

Она кричит. Она псалмы распевает, – и напрягает втуне

               людские жалкие крылья

Предплечий окаменевших, и ветер, ласковым зверем,

На ухо ей мурлычет страшное что-то. Нет сил удержаться

В частичках огромного мира. Смотри, – и сама увидишь,

Как быстро теряет земля совершенство форм рукотворных,

Теряет – и вновь обретает: все то же, – дома и люди,

Ферм огоньки мерцают,

Сияет фонарь под крышей амбарной. Ах, если бы в воду

               она упала, —

Выжила б, точно ныряльщик, что с легкостью путь пролагает

Сквозь плотную толщу стихии, – черное серебро,

Надежное, плотное, то, что лишает дыханья,

               но замедляет движенье, —

Спасительную стихию! Падая в воду, возможно

Движенью придать контроль, – ноги вместе, подняты руки,

И ты, не сгибая пальцев, иголкой вонзишься в воду, —

               и вынырнешь благополучно.

А там и награда, – бутылка колы. О, где ж они, эти воды,

Где эти воды жизни? Да вот же, рядом совсем, —

               где луна сияет,

Плененная кругом объятий пруда берегов.

«Ну, что же, начнем сначала: лечу сквозь канзасскую

               ночь я, – горят глаза исступленно,

Пиджачные крылья (от Дона Лопера) плещут, —

               и чем не сова на охоте?

Лети же, сова, туда, где мерцают воды! Нельзя ведь

               так просто упасть, —

Вот взять и запросто рухнуть с задушенным криком?

               Должен же быть выход?»

Так проскочила последнюю облачную преграду, —

Мокрая, черт, вся завивка насмарку! —

               последнюю тучку небрежно,

Как шерсти клочок, со щеки отряхнула…

               и взору ее предстала

Новая тьма, и новых огней скопленья, и грязных дорог хаос.

Ночь стала теплее, – как заново мир открылся,

Непререкаемый мир родного кому-то края,

Сияющий камень меж вод, что ее ожидают.

Не важно, как и когда! Сильная женщина сможет

Тело собрать в кулак и, крыльями пол свой полет направляя,

До вод, одержимых луною, добраться, – до вод, что,

               сияют глазами

Канзасской засушливой плоти. До вод, что, в плену

               у земли пребывая,

Ждали ее годами! Ветром полны рукава,

Хлопают ветром полы? Конечно. Но что нам сказать

О том, кто хрупкое тело ее забросил в небо ночное, —

Выискивать след воды, точно жаждущий кролик?

Воды, что, как жизнь, лежит где-то там, в канзасских

               просторах?

Она стремится к озерной сияющей наготе.

Юбка промокла насквозь. Жарко лицу и ладоням, —

Парит от лежащих под нею полей и пастбищ. Там, где-то внизу,

Фермерские девчонки, под одеялами нежась,

               чувствуют смутно,

Как скрытые в них богини рвутся на волю и

Поднимаются, опираясь о столбики их кроватей.

И девушки привстают, грезя о тех знаках,

Что посылают женщинам самолеты,

Когда пролетают над ними ближе к рассвету, —

Над тихими костерками, что горят на полях канзасских.

Им бы проснуться, на крыши забраться! Звездами стать бы им,

Чтобы увидеть ее! Ну, а к ней все ближе земля и все

               ближе вода, —

Но мимо она пролетает, и берег

Уж скрылся за рукавом. В воздухе покрутившись,

                лицо обращает к востоку, —

Там скоро солнце встанет над кукурузным полем.

Вода! Что же делать, что делать? Лети же к воде! Упади

В водную гладь, испей, вынырни и восстань!

               Но нет для нее воды, —

Сверху всю влагу жадно всосали тучи,