Лестница в бездну - [90]

Шрифт
Интервал

.

Смысл совмещения роста сознания вширь, вглубь и вверх имеют все подлинно антиматричные движения. (Это означает — осознанно и последовательно антиматричные; мне известны только два, о них-то и речь в книге.) Чтобы как-то сориентироваться в этом, я направил немного (но для моих целей достаточно) света на одну современную фигуру, довольно одиозную и раздражающую в глазах нынешних интеллектуалов, но зато единственно значимую сейчас для ответа на поставленные мною вопросы, — Карлоса Кастанеду. Кастанеда, безусловно, — тот, кто после Ницше предложил наиболее антиматричную из всех прошлых и нынешних антиматричных позиций, наиболее яркую и действительную из всех современных активных альтернатив матрице.

И совершенно не важно, была ли эта альтернатива «только» метафорической или все-таки реальной — ведь и сказки способны давать силы, особенно если это «сказки о силе» — не о той, что подчиняет, присваивает себе все окружающее, но при этом делает присваивающего все менее реальным существом, разбавленным чужим вплоть до исчезновения своего, а о силе становиться самим собой, все более реальным и потому могучим существом, о силе наращивать реальность, и свою, и мира, о силе не присваивать, но осваивать реальность, делая ее не собственностью, а своим, не чужим миром. А кастанедовские сказки, оставляя место надежде, говорят о возможности для каждого сделать из себя нечто большее, много большее, чем «человек», живущий в клетке своих самодовольных иллюзий, потакающий своей глупости, самовлюбленности и слабости и обреченный тщетности пустого и рассудочно-хищного существования.

И пусть показанные Кастанедой «сверхлюди», маги, — только красивая метафора, как и ницшевский Заратуштра. Зато в этой метафоре смутно проступает «единственный способ уравновесить ужас перед тем, что ты человек, и восхищение тем, что ты человек» и не впадать в черное отчаяние от разочарования в человеческом роде. Может быть, большего нам пока не дано? Может быть, нам дано только изо всех сил, с тревожно бьющимся сердцем, вглядываться в бездну, пробуя изведывать ее хотя бы мыслью и строить лестницы, ведущие в нее?


* * *


Так куда же она ведет, куда уже привела — пока что — эта моя лестница в бездну? Вверх или вниз? Ведь бездна окружает нас со всех сторон, она и сверху, и снизу, она и прошлое, и будущее. Есть такое выражение — «глубоко копать». Вот, например, и Ницше писал о себе в «Утренней заре» как об усиленно копающем недра человеческой души «подземщике». Но разве он от этого оказался ниже других? Или, может быть, наоборот, докопавшись до дна своей бездны, улетел в дальние моря будущего, словно свободная птица (как в последнем афоризме из той же книги)? Что ж, кого куда вынесет! Кто-то из попавших сюда заблудится в лабиринтах моей мыслящей и играющей себя музыки, кто-то, может быть, не удержится и будет спущен по этой лестнице, оставшись далеко в прошлом, а кто-то — высоко поднимется к будущему.

Но сама лестница… Не суждено ли таким лестницам пронизывать бездну насквозь — и, значит, быть лестницами из света и музыки, ведущими, бегущими, стремительно летящими, снова ныряющими не только в бездну, но и из бездны, и снова воспаряющими? Стать осмысливающими структурами бездны, перспективами, пронизывающими ее насквозь, музыкой, парящей в хаосе? Может быть…

Благодарю же тебя, моя лестница в бездну! Я, как только умел, старался сделать тебя по возможности проходимой, хорошо слышной и видной для других. Прости меня, если я оказался недостаточно искусен в этом, и еще — если не расслышал и не рассмотрел все, что должен был, твой самый тихий шепот, эхо шепота, узоры теней и трещин на стенах. Может быть, и даже наверняка, они еще таят в себе что-то важное… Но все-таки я многому научился, строя и украшая тебя, а в то же время шагая по тебе, то резво, играючи, то мучительно-неуверенно, с напряженным трудом, — и всегда получал при этом разрывающее душу удовольствие труда, игры и познания. И моя рваная радость не уменьшится, даже если читатель не разделит со мной моих чувств, хотя я от всей души желаю ему прямо противоположного!



Москва, октябрь 2008 — апрель 2010





Рекомендуем почитать
Архитектура и иконография. «Тело символа» в зеркале классической методологии

Впервые в науке об искусстве предпринимается попытка систематического анализа проблем интерпретации сакрального зодчества. В рамках общей герменевтики архитектуры выделяется иконографический подход и выявляются его основные варианты, представленные именами Й. Зауэра (символика Дома Божия), Э. Маля (архитектура как иероглиф священного), Р. Краутхаймера (собственно – иконография архитектурных архетипов), А. Грабара (архитектура как система семантических полей), Ф.-В. Дайхманна (символизм архитектуры как археологической предметности) и Ст.


Сборник № 3. Теория познания I

Серия «Новые идеи в философии» под редакцией Н.О. Лосского и Э.Л. Радлова впервые вышла в Санкт-Петербурге в издательстве «Образование» ровно сто лет назад – в 1912—1914 гг. За три неполных года свет увидело семнадцать сборников. Среди авторов статей такие известные русские и иностранные ученые как А. Бергсон, Ф. Брентано, В. Вундт, Э. Гартман, У. Джемс, В. Дильтей и др. До настоящего времени сборники являются большой библиографической редкостью и представляют собой огромную познавательную и историческую ценность прежде всего в силу своего содержания.


Свободомыслие и атеизм в древности, средние века и в эпоху Возрождения

Атеизм стал знаменательным явлением социальной жизни. Его высшая форма — марксистский атеизм — огромное достижение социалистической цивилизации. Современные богословы и буржуазные идеологи пытаются представить атеизм случайным явлением, лишенным исторических корней. В предлагаемой книге дана глубокая и аргументированная критика подобных измышлений, показана история свободомыслия и атеизма, их связь с мировой культурой.


Вырождение. Современные французы

Макс Нордау"Вырождение. Современные французы."Имя Макса Нордау (1849—1923) было популярно на Западе и в России в конце прошлого столетия. В главном своем сочинении «Вырождение» он, врач но образованию, ученик Ч. Ломброзо, предпринял оригинальную попытку интерпретации «заката Европы». Нордау возложил ответственность за эпоху декаданса на кумиров своего времени — Ф. Ницше, Л. Толстого, П. Верлена, О. Уайльда, прерафаэлитов и других, давая их творчеству парадоксальную характеристику. И, хотя его концепция подверглась жесткой критике, в каких-то моментах его видение цивилизации оказалось довольно точным.В книгу включены также очерки «Современные французы», где читатель познакомится с галереей литературных портретов, в частности Бальзака, Мишле, Мопассана и других писателей.Эти произведения издаются на русском языке впервые после почти столетнего перерыва.


Несчастное сознание в философии Гегеля

В книге представлено исследование формирования идеи понятия у Гегеля, его способа мышления, а также идеи "несчастного сознания". Философия Гегеля не может быть сведена к нескольким логическим формулам. Или, скорее, эти формулы скрывают нечто такое, что с самого начала не является чисто логическим. Диалектика, прежде чем быть методом, представляет собой опыт, на основе которого Гегель переходит от одной идеи к другой. Негативность — это само движение разума, посредством которого он всегда выходит за пределы того, чем является.


Онтология поэтического слова Артюра Рембо

В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.