– Господин, я не умею говорить на такие темы.
– Это тайна?
– Ага. Сакральная тайна.
– Ты вылечил молитвой воспалившееся лёгкое. Я думаю, ты обращался к сильному божеству. Мне жаль, что ты не хочешь мне рассказать, Ник…
Змеёныш… слишком много понимает для аристократика.
– Да не то, что не хочу – я не умею, Господин. Я – человек неучёный…
– У тебя удивительно правильная речь для деревенского мужика. Ты быстро учишься, хоть и немолод.
– Просто память хорошая.
– Ты – Мужчина, Ник?
Час от часу не легче. Может, ему накостылять, всё-таки, чтобы не лез не в своё дело? Или… слишком как-то профессионально вытаскивает на левые темы. Тупим, тупим! Смотрим, как баран на новые ворота:
– Мужчина, Господин.
Улыбается. Жеманно крутит рукой в воздухе:
– Пустяки. Это я так спросил, – обмакивает в тушь кисточку. – У меня красивый почерк, Ник?
Пожимаю плечами.
– Не смыслю в каллиграфии, Господин, – да что ж ты пристал ко мне?
– Мне показалось, что тебе понравился рисунок, – снова улыбается. – Меня учил Господин А-Тох. Я хороший ученик, как ты думаешь?
Усмехаюсь. Барские забавы.
– Хороший. Симпатичная птичка.
– Ты устал от этого разговора – или мне кажется?
С чего бы мужику уставать от дурного трёпа?
– Тебе кажется, Господин. Просто – много дел сегодня. Весь дом на ушах стоит. Младший-то Господин, знаете?
Поднимает с конторки исписанный листок, помахивает им, просушивая тушь. На самом деле, почерк хорош. Лучше, чем у моих князей – креативная каллиграфия, с претензией. У этого типчика, похоже, манеры настоящие.
Подает мне свернутое письмо, запечатанное восковой звёздочкой.
– Иди, Ник. Мы когда-нибудь поболтаем ещё – когда ты будешь меньше занят мыслями о своих сюзеренах. Правда?
Снова усмехаюсь. Обещающе.
– Конечно.
Ага. Щас. Забираю письмо, кланяюсь, разворачиваюсь, чтобы уйти.
– Ник! – окликает Ар-Нель. – Расскажи мне когда-нибудь про сына Творца.
Киваю – «да, да!» – и поспешно ретируюсь. Тянул меня чёрт за язык! Но – каков жук этот Ча… Наблюдателен и умён не по годам, надо отдать ему должное. Пожалуй, сейчас, несмотря на этот рискованный разговор, Ар-Нель бесит меня меньше, чем раньше.
Уезжая из поместья, я уже не злюсь. Тоже мне, Арамис! Манерная цаца с хорошими мозгами – ведь, пожалуй, расколол бы меня, если бы мог хотя бы представить…
Но даже очень разумный парень из местных не вообразит истины – поэтому не догадается, каков тут по-настоящему правильный вопрос. При всём – интересно было бы поговорить с Арамисом; вдруг какая-нибудь его подружка-белошвейка в курсе здешних придворных интриг.
Разве что – милый-дорогой Ча явно мне не доверяет.
* * *
Письмо от Принца Ра получил, когда год пришёл к повороту.
Зимний день, сумрачный, тёмный, весь в глубоких тенях, осветился всеми огнями солнца и звёзд, превратился в радугу, в фейерверк, в сплошной летний жар. Письмо обожгло пальцы.
«Я улыбаюсь, глядя на твой почерк, Ра из Семьи Смутьянов. Мне жаль, что нельзя увидеть тебя до поединка. Я рад, что ты мой Официальный Партнёр. Я целовал клинок, который будет держать твоя рука – след твоей ладони совпал с моим, как отражение в зеркале. Я жду встречи».
Конечно, он улыбается, думал Ра, прижимая письмо к щеке, а меч Дома Государей – к груди. Элегантнейшая каллиграфия, почерк, естественный, как дыхание. Я смешон со своими попытками писать аристократично… но мне простили неопытность. Может, мы будем друзьями? Может, мы будем счастливы?
Сторожевой Пёс Государей ухмылялся с эфеса меча, глядя рубиновыми глазами. Ра тоже поцеловал клинок: «Я держу в руках оружие, совершеннее которого нет. И это – дар любви».
– Да, ты счастливчик, – сказал Старший, улыбаясь. – Это большое везение – сходу влюбиться в Официального Партнёра, получив первое же письмо. Мне не было дано такой радости.
– Просто Младшенький – вообще натура влюбчивая, – съязвил Второй. – И ему ударило в голову официальное разрешение обращаться к Принцу на «ты».
– Не слушай их, – сказал Третий. – Тебя ведёт судьба, следуй за ней, а всё остальное – пыль.
Отец и Мать ничего не говорили – они только улыбались.
Ра чувствовал себя неописуемо счастливым; у него выросли крылья, он смотрел на далёкую землю с горней высоты. Его радость была бы абсолютной, если бы не Ар-Нель, которому Ра никак не мог не рассказать о произошедшем. Впрочем, Ар-Нель, похоже, знал обо всём не хуже, чем сам Ра – а может, и лучше. Письмо Принца лишь усилило его природный скепсис.
– Мой дорогой, – сказал Ар-Нель на следующий день, смахивая перчаткой снег с опушенных ветвей, – восторженность – это очень приятное состояние, но помните: Принц вас не знает, а вы не знаете его. В сущности, у вас не может быть уверенности, что это письмо не написано под диктовку наставника. Имейте в виду, Дитя – если вы не приглянетесь Принцу при личной встрече, то у вас немало шансов быть убитым. Вам надо работать над каллиграфией и фехтовальным стилем – и сделайте милость, мой юный друг, умерьте пыл. Экзальтация – скверный советчик.
– Вы безжалостны, Господин Ча, – выдохнул Ра с досадой, отворачиваясь, чтобы Ар-Нель не заметил его повлажневших глаз.
– Я не могу солгать, что сожалею о сказанном, милый Л-Та, – сказал Ар-Нель с грустной улыбкой. – Я стараюсь не говорить того, о чём пожалею… пожалуйста, не забывайте, что я предан вам, мой юный друг. Считайте, что я причиняю боль, как учитель фехтования – чтобы вы научились парировать смертельные удары. Вы лучше меня, видит Небо… я полагаю даже, что вы лучше Принца – но вам надо выжить, по возможности сохранив сердце не разбитым.
