Лесной царь - [3]

Личная судьба писателя — тяжелая борьба за существование, вечные скитания, смерть детей, прогрессирующая с годами неизлечимая болезнь, а главное, разобщенность и моральный распад сербского общества придали необычно мрачный характер его творениям. Романы С. Ранковича отмечены трагической безысходностью, культом страдания, неверием в победу добра и света над злом и мраком. В конце жизненного пути все герои Ранковича оказываются в тупике. Обстоятельства загоняют их в страшные лабиринты социального дна и толкают на преступления. Трагичен конец «Лесного царя». Кончает самоубийством Любица, героиня «Сельской учительницы». Загублена жизнь героев в «Разрушенных идеалах».

Говоря о природе пессимизма С. Ранковича, уместно вспомнить то, что писал о пессимизме В. И. Ленин в статье «Лев Толстой и его эпоха».

«Пессимизм, непротивленство, апелляция к «Духу» есть идеология, неизбежно появляющаяся в такую эпоху, когда весь старый строй «переворотился» и когда масса, воспитанная в этом старом строе, с молоком матери впитавшая в себя начала, привычки, традиции, верования этого строя, не видит и не может видеть, каков «укладывающийся» новый строй, какие общественные силы и как именно его «укладывают», какие общественные силы способны принести избавление от неисчислимых, особенно острых бедствий, свойственных эпохам «ломки»[1].

Сила произведений Ранковича, и особенно его романов, и заключается в том, что ему удалось реалистически отобразить существенные черты этой «переворотившейся» эпохи в развитии современной ему Сербии.

3

В своем первом романе, «Лесной царь», который критика причисляет к лучшим образцам сербского реализма, С. Ранкович задался целью вскрыть страшный гнойник на теле Сербии того времени — гайдутчину.

Гайдутчина появилась на Балканах еще до турецкого владычества. Явление глубоко социальное в своей основе, гайдутчина проявлялась в различных видах. Особый размах гайдуцкое движение достигло в XVII—XIX веках, главным образом в тех местностях, где был особенно безудержен произвол турецких феодалов. По сути своей гайдутчина продолжала борьбу за независимость и была в ту пору своеобразным выражением народной правды.

Гайдучанье начиналось в юрьев день (6 мая) и продолжалось до глубокой осени, обычно до дмитрова дня (8 ноября). Зимой гайдуки скрывались у пособников — ятаков. Через хорошо организованную сеть укрывателей, принадлежавших ко всем слоям общества, включая турецких чиновников, поддерживалась связь с внешним миром. Гайдуки не грабили своих земляков и не обижали девушек. Народ относился к гайдукам с уважением и верил: «Пока есть в лесу гайдуки, будет и правда на земле». Впрочем, бытовала и другая пословица: «Без ятака — нет гайдука!» Ведь жизнь и успех гайдука всецело зависели от пособников, причем занятие это часто передавалось из поколения в поколение.

Однако после освобождения от турецкой зависимости, по мере усложнения общественных отношений, гайдутчина вырождалась, и уже трудно было установить, где имеет место классовая борьба с мироедами и эксплуататорами, а где преобладает голый разбой.

Во что перерождалась порой гайдутчина и каковы зачастую были причины этого массового явления в сербской деревне в семидесятые — девяностые годы прошлого века, Ранкович изобразил в своем социально-психологическом романе «Лесной царь». Писатель развенчивает легендарный, в представлении народа, образ гайдука, порвавшего связь с обществом, и показывает, как он неотвратимо катится к духовному растлению и физической гибели.

В то время когда он создавал этот роман, неподалеку, в городе Чачаке, шел сенсационный судебный процесс. В зале суда находилось более ста обвиняемых и тысяча четыреста свидетелей. Процесс раскрыл грустную картину полнейшей беззащитности деревни от разбоев и грабежей. Более того, выяснилось, что местные сербские власти нередко знали, где скрываются гайдуки, но не предпринимали никаких мер, а случалось, даже использовали их в политических целях.

Оказался на скамье подсудимых и некий Милан Бркич, один из самых свирепых разбойников. У него была найдена печать с надписью:

«Милан Бркич. 1895 год. В зеленом лесу — лесной царь».

Чачакский процесс, несомненно, обогатил Ранковича-художника материалом и подсказал также заглавие для романа.

Ранкович по своей натуре не мог оставаться лишь наблюдателем, холодно взирающим на развертывающиеся перед ним страшные картины преступлений. Он не только фиксирует отрицательные стороны сербской действительности того времени, но пытается вскрыть социальные и психологические корни изображаемых явлений. Он сам, его семья тяжко пострадали от злодеяний разбойников. И тем не менее, при всей своей ненависти к этому явлению, он изображает его объективно, без малейшей злобности. С глубокой болью за своего героя, юношу, который оказался силой обстоятельств втянутым в разбой, писатель прослеживает его путь, тщательно выписывая его внутренний мир, его сомнения, колебания, отмечая те ростки хорошего, которые есть в душе Джюрицы. Писатель убедительно подводит самого героя к признанию ошибочности своего пути. С той же нескрываемой благожелательностью Ранкович изображает подругу Джюрицы Станку, эту отважную, своевольную, любящую и самоотверженную женщину, которая, пойдя за гайдуком, обрекает на гибель и себя. В то же время С. Ранкович беспощадно разоблачает вдохновителей и сообщников Джюрицы, лютого разбойника Пантоваца, его лукавого пособника Новицу, организатора разбойничьих ватаг всего края Вуйо, показывает условия, при которых разбой стал доходным ремеслом.