Лесной царь - [4]

Другая сторона сербской действительности конца XIX века нашла отражение в романе С. Ранковича «Сельская учительница», где воспроизведена тяжелая участь учителя того времени.

Полная радужных надежд и горячих желаний служить народу, шестнадцатилетняя девушка-фантазерка Любица попадает в свою первую школу. Недоброжелательство сельских властей, которые смотрят на учителя как на обузу — ведь по его милости приходится вводить новые подати и налагать дополнительные сельские повинности, нежелание крестьян посылать детей в школу, произвол и насилия, учиняемые полицейским приставом над учителями, потрясают девушку.

Трудная жизнь, скука, невозможность помочь родителям, упорные домогательства полицейского — все это подтачивает волю Любицы, делает ее эгоистичной, порой жестокой и бросает в конце концов в объятия пристава. Позор и страх перед еще большим позором заставляет героиню выйти замуж за нелюбимого, но безнадежно влюбленного в нее учителя Гойко, а позже приходит вдруг настоящая любовь.

Учитель Гойко чист, благороден и прост, как дитя. Робкий по натуре, он любит девушку «жалостливой» любовью и хочет спасти ее. В нем всякий сразу подметит наивную душу, живущую больше мечтой, чем разумом. На создании этого образа бедного маленького человека, которому «некуда пойти», уверенного в том, что каждый должен безропотно нести свой крест, что жизнь — одно страдание, в наибольшей степени сказалось влияние Достоевского.

Последний роман Ранковича, «Разрушенные идеалы», был начат 10 декабря 1898 года, а закончен 19 февраля 1899 года. Написанный незадолго до смерти, с великой поспешностью, это, пожалуй, самый автобиографический из романов писателя.

Основные герои этой трагической истории — восторженный мечтатель, крестьянский мальчик Любомир, и разочаровавшийся во всем настоятель монастыря отец Савва, в прошлом такой же фантазер, как и Любомир. Столкнувшись с грубой действительностью, юный фанатик шаг за шагом сдает свои позиции. Его все глубже и глубже засасывает монастырское болото.

Много правды было уже сказано о монастырях и в мировой и в югославской литературе того времени. Не касаясь жестокой критики, которой великий сербский революционный демократ Светозар Маркович (1846—1875) подверг монастыри как скопище паразитов и тунеядцев, пожирающих народное достояние, хочу напомнить об уже знакомом русскому читателю великолепном мастере, зорком художнике и убежденном атеисте Симо Матавуле (1852—1908) и его романе «Баконя фра Брне» (1892). С подлинно художественным совершенством, тончайшей антиклерикальной иронией раскрыта здесь порой страшная, порой забавная, но всегда горькая правда о правах и обычаях католического монастыря в Далмации. И несмотря на то что Баконе, в отличие от идеалиста-мечтателя Любомира, по мнению родного отца, «было впору стать разбойником, а не священником», в них много общего, не говоря уже о жизненном пути, который заканчивается той же летаргической пассивностью. Матавуль показывает, как растлевает души молодых послушников католический монастырь. Ранкович твердит то же самое — о православном. И у того и у другого человеческое побеждает божеское, хотя автор «Разрушенных идеалов», учитель закона божьего, не выступал, да и не хотел выступать против религии. И все-таки весь свой талант и богатый жизненный опыт Ранкович отдал на борьбу с клерикализмом, аскетизмом и религиозной фанатичностью, поскольку у него, как у подлинного художника, неизменно побеждало стремление к правде.

Честного юношу, одурманенного религией, писатель противопоставляет другим, вполне благополучным представителям этой «древнейшей профессии». «Христово воинство» как в Далмации, так и в глухом уголке Шумадии лжет, наживается, интригует, развратничает, попирая все монашеские обеты.

Все три романа С. Ранкович создавал смертельно больным. Написаны они торопливой рукой, с лихорадочной страстностью. У писателя не было времени отделывать и поправлять написанное. Порой он впадает в ложный пафос, книжность, риторику, особенно это проявляется при передаче внутренних монологов персонажей.

В последние месяцы своей жизни Ранкович написал рассказ «Старая черешня». Кто знает, о чем думал писатель, создавая образ старой черешни, которая омрачала ум, приносила несчастье. Дерево срубили, — и вместо него шумит на полянке среди слив зеленая раскидистая молодая черешня. И шелест ее ветвей, что сливается с детским смехом, намного милее и приятнее зловещего шепота старой черешни. Рассказ этот звучит как последний аккорд, завершающий творчество писателя, талантливо и впечатляюще воссоздавшего в своих произведениях существенные стороны сербской действительности конца XIX века.

И. Дорба

ЛЕСНОЙ ЦАРЬ

I

Впервые он привлек к себе внимание всего села на заветинах[2]. Собственно, только в это время он и стал заправским парнем. Мать скроила ему длинные рубахи из беленого посконного полотна, сестра расшила их красными и черными нитками, соткала широкий кушак из девяти разноцветных полос и подвязки с шерстяными кистями для паголенок. Суконную же безрукавку, обшитую черным гайтаном, паголенки и высокую феску с кисточкой Джюрица заработал сам, продавая в городе дрова. В таком наряде он и явился на праздник.