Лесное море - [12]

Человек на камне уже выпрямился. Стоял над пучиной и глуповато усмехался под черными усиками. Оскорбительно голый, стыдясь своей наготы, смотрел он в лицо смерти. Конвойный уже поднял винтовку. И в тот же миг подскочил: пуля сверху угодила ему прямо в зеленый околыш фуражки.

Голый повернул голову в ту сторону, откуда прогремел выстрел, и метнулся к реке. Пес — за ним. Всплеснувшая высоко волна покрыла их, понесла под береговой откос. Здесь они выскочили на песок и помчались в чащу орешника.

А на том берегу маньчжуры схватили ружья. Японец что-то прокричал, поднеся бинокль к глазам, но Виктор уже прицелился прямо в сверкавшие на солнце стекла. И японец упал как подкошенный.

Метко бил отцовский подарок: третьим свалился маньчжур без куртки — он как раз, сняв ее, искал у себя вшей. Ему пуля угодила, кажется, в плечо — он схватился за него и уполз на животе под защиту деревьев.

Скоро все исчезли из поля зрения — видно, попрятались. Только на траве темнел труп маньчжура и желтел мундир на убитом японце. А из глубины тайги доносилась беспорядочная суматошная стрельба.

Разгремелись горы и леса, далеко барабанной дробью рассыпалось эхо. Дуло ружья здорово нагрелось, а Виктор в каком-то исступлении все стрелял и стрелял — мстил за мать, за отца, за свою вдребезги разбитую жизнь. Он перебегал с места на место и, став на колени за стволами, пулями нащупывал в лесной чаще тех убийц… Так их! Пусть попробуют взять его здесь, когда его пули господствуют над бродом, — бродом, правда, только для тигров, а не для человеческих ног…

Раздался пронзительный визг отскочившего черного пса, которому Яга, в виде приветствия, впилась зубами в ухо. За псом стоял запыхавшийся беглец с каменной плиты над водой.

— Полотенце! — взмолился он по-русски, протягивая руку. — Дайте полотенце!

Виктор сорвал с головы грязно-серое полотенце, которое служило ему защитой от мошкары, и бросил его пришельцу. Схватив полотенце на лету, тот разорвал его вдоль на две полосы и стал с лихорадочной торопливостью обматывать свои изодранные, кровоточащие ступни.

— Обходят нас! — сказал он сквозь зубы, указывая вниз на реку.

Справа, у излучины, где раньше стояли часовые, теперь, прячась за деревьями, шмыгали полицейские, а собаки их бегали по берегу, ища брода. В этом месте река текла спокойнее и широко разливалась. Значит, там, действительно, мог оказаться брод. А помешать им перебраться на другую сторону было невозможно: слишком далеко — по меньшей мере четыреста метров, и пули не долетят.

— Бежим!

Голый юркнул в мертвый лес. Там он, конечно, сразу увяз бы в колючих зарослях. Но Виктор крикнул: «Куда вы? Идите за мной!» — И тот, опомнившись, бросился за ним.

Чтобы облегчить дорогу своему голому спутнику, Виктор все время бежал впереди. Ведь на этой дважды пройденной им сегодня тропе даже сквозь одежду больно хлестали лианы и другие вьющиеся растения, впивались в тело острые концы сломанных, мертвых сучьев.

Не успели они выбраться из леса, как их настигли полицейские собаки.

— Стреляйте!

Та собака, что бросилась к ним первая, сразу упала мертвой, так как Виктор стрелял почти в упор и всадил в нее весь заряд дроби (пулевой ствол был пуст). На вторую набросилась Яга и впилась ей зубами в горло. Черная собака тоже напала на нее, и уже нельзя было стрелять в этот клубок тел.

— Ножом надо… Давайте нож!

Виктор поспешно вынул нож из футляра, подал ему, а сам стал заряжать двустволку. Он успел только увидеть, как дважды сверкнула сталь в поднятой руке беглеца, потом все утихло. Яга и черный пес сидели, высунув языки.

— Ну, все в порядке…

Они двинулись дальше гуськом, как и прежде, но уже медленнее и осторожнее.

Только на поляне они остановились. Прислушались — погони нет. Видно, маньчжуры, потеряв собак, отказались от преследования. А между тем и без собак беглецов можно было выследить. Здесь, на открытом месте, в этом легко было убедиться. За ними в траве тянулся кровавый след: кровоточили сквозь тряпки ноги русского. Да и весь он был исцарапан, исколот, тело его облепила туча мух и оводов. Ему, должно быть, было страшно больно. Руки у него тряслись так, что он с трудом перемотал на ногах тряпки, служившие ему и перевязкой и обувью.

После того как он это проделал, они двинулись дальше. Шли по лугу в том же порядке: Яга, за ней черный пес, дальше рослый белокурый юноша с застывшим, словно постаревшим лицом и голый мужчина лет сорока, хромавший на обе ноги.

В лесу, куда они снова попали, лесу живом, зеленом и тенистом, они вырезали себе палки и, опираясь на них, как нищие старцы, побрели вниз с елани в овраг, на дне которого Муданьцзян выдолбила себе русло.

Здесь они напились и остановились ненадолго, чтобы голый мог надеть вынутое из вещевого мешка белье Виктора. Пусть только рубаха и кальсоны — все же тело чем-то прикрыто.

Торопливо одеваясь, он спросил у Виктора по-русски, куда они направляются.

— Где-то здесь живет один охотник. Третий Ю.

Русский сильно вздрогнул — казалось, это имя будило в нем страх или отвращение. Но сказал безучастным тоном:

— Что ж, Третий так Третий… А далеко это?

— Не знаю. Где-то повыше, у порогов.