Лесная избушка - [4]
Кузнецу дали носовой платок и спичку. Он отошел в угол, отвернулся, пробормотал что-то. Потом на глазах у Шурки положил спичку на середину платка, накрыл ее краями и сказал:
— Ну, ломай спичку!
Шурка нащупал спичку в платке и сломал.
Тогда кузнец покрутил рукой над платком, дунул на него и развернул. Спичка лежала целая. Шурка держал спичку в руках, щупал ее — нет, целёхонька! И он даже не знал, что сказать от изумления.
Партизаны улыбались, улыбались и дед Батько и Алёнушка. А Шурка просто понять не мог, как это кузнец такое чудо сделал.
Восемь партизан было в лесной избушке. А Шурка был один сынок на всех.
Но больше всего подружился он с молодым Федей Чилимом.
— Почему тебя так чудно́ зовут? — спросил его Шурка. — Чилим! Что это такое — чилим?
— Чилим — это такой орех водяной, в воде растет, — ответил Федя. — Я еще мальчишкой был, с тебя, и вычитал это в книжке — про чилим. Интересно мне показалось. Вот я товарищам говорю: „Ребята, давайте кого-нибудь прозовем Чилимом! Чилим! Чилим!” А ребята и подхватили: „Ну, вот ты сам и будешь Чилим!” Так я Чилимом и остался.
Про всё говорили партизаны — и про своих родных, которые остались в плену у немцев, и всякие истории рассказывали. Но вот куда они ходили, что делали, про это никто ни словечка не сказал. А Шурка только об этом и думал.
— Чилим, — спросил Шурка, — почему не расскажешь, где вы той ночью были?
У Чилима глаза так и загорелись.
— У, брат Шурка, мы в ту ночь таких дел наделали!
— Расскажи, Чилим! Склад у немцев подорвали?
— Ну, склад! Склад мы подорвали дней десять тому назад. А на той неделе целый отряд карателей разгрохали, в лесу подстерегли. А в этот раз… — И Чилим зашептал: — В этот раз мы целый состав с боеприпасами под откос спустили. Подкрались, подползли к линии… Притаились в кустах. Поезд идет! Мы с дядей Егором и вон с тем, с Парфенчиком, выскочили да по связке гранат под паровоз! Ох, и ударило же! Огонь! Дым! Паровоз на куски — и под откос. Вагоны друг на друга налезли и тоже с рельсов долой. Снаряды рвутся! Патроны щелкают, состав горит, немцы крик подняли! Ох, и накрутили же мы им, бандитам!
Шурка живо представил себе исковерканные горящие вагоны среди ночного леса, кричащих от ужаса немцев в ненавистных зеленых шинелях. Это немцы опустошили их деревню, это немцы разорили их дом, угнали его мать, сестру, товарищей… И школу сожгли. А они с Пашкой собирались учиться в эту зиму!
— Так им и надо! — угрюмо сказал Шурка и задумался.
Потом он подошел к деду, который отдыхал на лежанке, покуривая трубку.
— Дедушка, — сказал Шурка, — а когда же ты меня с собой возьмешь? Что же я всё и буду дома сидеть?
— О! Ишь ты! — усмехнулся дед. — А куда тебя брать? Что ты делать будешь?
— Всё! Что скажешь, то и сделаю! Ты думаешь, я боюсь? Я не боюсь. Мать у меня где? А наша Ксёна где? А я… бояться буду, да?
Дед взглянул на Шурку и перестал усмехаться.
— Возьмем! — сказал он. — Как понадобится, так и возьмем.
4. Пунцовый платочек
А понадобился Шурка очень скоро.
Он сидел в кухне и помогал дяде Егору чистить винтовку. В горницу ему входить нельзя было — там партизаны совещались о чем-то.
Шурка, наморщив брови, сухой тряпочкой протирал курок. Вдруг открылась из горницы дверь, и Чилим окликнул его.
— Собирайся, — сказал он, — пойдешь с нами!
Шурка подскочил. Он живо оделся, надвинул шапку.
— Я готов! — крикнул он и вошел в горницу.
У Шурки дух захватывало от волнения, когда шел он по лесу с партизанским отрядом. Шли без шума, без разговоров, только лыжи шуршали по снегу. Шурка потихоньку оглядывался кругом: не идут ли из чащи немцы, не крадутся ли откуда по-волчьи, не смотрит ли из еловых веток дуло немецкого ружья?
Но партизаны шли уверенно, и Шурка понемногу успокоился.
Вышли на белую лесную дорогу. Пересекли ее, миновали березовую рощу и остановились на опушке. Батько подозвал Шурку.
— Ну, брат Шурка, теперь твоя служба. Иди вот так, наискосок. Там будет изгородь. Посмотри, висит что-нибудь на изгороди или нет. А мы тебя будем ждать. Хорошенько посмотри!
— Ладно, — сказал Шурка и пошел наискосок через снежное поле.
За большим бугром он увидел изгородь. На изгороди, на голубой ольховой слеге был привязан тонкий пунцовый платочек. Светло-серое было небо, тусклый белый снег, темные елки. И только платочек этот трепетал на ветру, словно яркий, живой огонек. Шурка оглянулся кругом, прислушался. Тихо. Ни звука. Тогда он быстро подбежал к изгороди, отвязал платочек, сунул его в карман и помчался обратно. Партизаны ждали его.
— Ну что? Ну как? — бросился к нему Чилим.
— Тебя никто не видел? — спросил дед. — Никто не встретился?
— Никто, никто! — задыхаясь от бега, ответил Шурка.
— А на изгородке?
— А на изгородке вот!
Он вытащил пунцовый платочек и показал партизанам.
— Так, — сказал задумчиво дед, — значит, туда нам не путь. Поворачивай лыжи, товарищи!
И повернул обратно.
— А почему? А почему? — торопливо спросил Шурка у Чилима. — Это что значит?
— А то значит, что населенный пункт занят врагом, — ответил Чилим, — и ходить нам туда больше нельзя. Можно только ночью подобраться и только с винтовкой в руках да с гранатой у пояса.
