Лепила - [6]

Я тут с Гошей солидарен на все сто. Не в плане, конечно, места посыла, там не гигиенично, и полно микробов…, но вообще–то, большое количество их т а м, с лихвой компенсируется полной стерильностью мозгов нового выпуска медсестёр. Мной всё больше и больше овладевает, в последнее время, крамольная мысль — а не стоит ли нам набирать прямо с улицы крепеньких девчонок, как, говорят, паны когда–то, крестьянок на жатву набирали, да и учить их потихоньку прямо на месте? Эффект от учения, я уверен, будет гораздо большим, девки не потеряют год — полтора, может кто и девственность, а государство сэкономит энную сумму на содержание медучилища. Ну все равно ведь их там не учат! Смех и грех — приходит выпускница училища, да не куда–нибудь — в отделение реанимации, и уже на работе выясняется, что она не умеет пользоваться пилкой для открывания ампул и пипеткой. Сие есть не анекдот, а горькая правда. Из этого же выпуска, говорили, другая сестрица после указания наложить гипсовую повязку намотала сухой бинт человеку на руку, да так и отпустила, благо, что бедолагу успели вернуть с лестницы, а то позору было бы…. А если вдуматься за что? Не мы же их учим, вернее, не учим? Ещё вернее — мы то их как раз учим, других сестер нет, а работать надо. Та девчонка, что я пипеткой пользоваться учил, сейчас вон вены ширяет, глазам не моргнув, я могу газету на диване читать — она и без меня и астматический приступ снимет, и буйного угомонит. Но кто мне хоть копейку заплатил за преподавательскую деятельность, да и вообще, кто знает, что мы их тут учим, с нуля в с е м у? Учишь–то, ведь тоже как: у постели цедишь сквозь зубы, шепотком, чтобы больной не услышал или, не дай Бог, родственники. Бывает так — лежит себе дедушка, нафик никому не упал, а случись что — куда угодно дойдут, и потом ещё на всех перекрестках трубить будут, что его, горячо любимого, неграмотная сестра да врач–раздолбай в могилу свели, и плевать им на то, что у дедушки рак с метастазами во всё, окромя зубов, а сам он уже в гражданскую немолод был.

У нас–то, слава Богу, пока что работают старые кадры, выпестованные. Скоро, правда, наверное, повыходят замуж, тогда опять дадут новых, и опять мы будем им объяснять, что такое шприц. Пока же Наташка все умеет и знает, столик мне накрыла, не с коньяком, с катетером (ау, «Джонсон и Джонсон», ау «Браун — Мельзунген», где ваши одноразовые комплекты!), и я его быстренько под ключицу беременной загнал. Её, оказывается, Ангелиной зовут, даром, что с сережек позолота лезет, а от «золотого» же кольца на пальце зеленый след. Несмотря на то, что Ангелине лилось уже в две вены сразу, артериальное давление у неё по–прежнему не поднималось выше 80, и девчонка уже начала путаться и проваливаться, того и гляди зазевает.

Гинеколог, которую уже успели привести из дома, деревянным айболитовским стетоскопом напряженно пыталась выслушать что–то у неё в животе, не выслушав ничего, решительно махнула рукой — кесарево. Как мог быстро я заинтубировал девчонку, с растущим предчувствием катастрофы отмечая, что пульс у неё, и без того еле определяющийся под пальцами, окончательно перестал определяться на руках, на сонных же артериях, которые являются одним из последних бастионов гемодинамики, он стал неровным и слабым.

После обработки операционного поля, больше походившего на мытьё нерадивой уборщицей угла, в который никогда не заходит начальство, последовал разрез. Кожа, а затем и синюшные мышцы разошлись, практически не кровоточа, даже зажимы накладывать не пришлось. Ещё разрез, по матке, запустив руки по локоть в зеленые околоплодные воды, гинеколог вывихнула из матки голого ребенка, а затем с усилием вытащила и всё тело. Сестра из родилки приняла тряпочное обвисшее тельце с мраморными разводами на коже, я бросился за ней, на ходу защелкивая на ларингоскопе детский клинок. Стиснув зубы, я заинтубировал крохотную трахею, педиатр начал качать воздух миниатюрным мешком, а я уже двумя пальцами стал часто и ритмично нажимать ребенку на грудину. «Потеряем, потеряем, и хорошо, если только одного» — дурной осенней мухой билась одна мысль в моём взмокшем лбу. В операционную влетел, на ходу натягивая перчатки, Сергей, его, значит, тоже вызвали. С ходу оценив ситуацию, он продолжил массаж сердца, сменив меня, я же, в двух словах обрисовав ситуацию, метнулся назад к столу, где уже плыли, плыли зрачки, а пульс уже почти перестал определяться даже на сонных. Марина Владимировна, наша самая опытная анестезистка, отчаянно качала резиновой грушей тонометра эритроцитарную массу, и брызги крови, от которых в таких случаях ни за что не убережешься, уже обляпали всё в радиусе полметра от штатива. Естественно, в этом полуметре оказался и я. «При аварии с биологическими жидкостями — попадание крови на одежду…», как это там, в инструкции по профилактике СПИДа среди медперсонала? Пятна на одежде перекисью, а кожу под ним спиртом, или наоборот? Или то и другое спиртом? Точно помню, что одежду потом надо снять и замочить в хлорамине. Нет, все в принципе правильно, инструкция в целом верная, вот только большую часть рабочего времени, я должен ходить абсолютно голый, обильно поливая себя спиртом. Я уже не говорю о том, что если я буду каждый раз после такой аварии сдавать кровь на анализ, как того требует та же инструкция, уже через месяц я буду походить на жертву вампира.