Лепила-2 - [9]

       И все же так приятно бывает побеседовать с теми, старыми, уходящими врачами, которые знают, что такое "ритм галопа" и "пушечный тон Стражеско", чем "лицо Корвизара" отличается от "лица Гиппократа", и могут к месту и с правильно поставленным ударением сказать что-то вроде: "Contra vim mortis non est medicamen in hortis", в то время как больной трясет очередным номером газеты "Деревенский целитель", предлагающим вылечить рак четвертой стадии настоем черной редьки на ягодах бузины. Они не спешат, они старомодны, и часто над ними подсмеиваются свежеиспеченные лепилы, не могущие, правда, шага ступить без компьютерной томографии и дюжины самых разнообразных анализов: от обследования кала на яйца глистов, до какой нибудь заумной иммунограммы. Как ни странно, часто они могут помочь больше, а если помочь нельзя - могут хотя бы выслушать....

      ... - Сейчас будет укол, - привычно предупредил меня Семеныч, вернув из глубины воспоминаний в настоящий момент, после чего решительно ввел мне иглу под кожу. На мгновение, пока новокаин не пропитал разрезанные ткани, боль усилилась, затем стала далекой и тупой. Хрустнул зажим - Семеныч поймал кровящую артериальную веточку, остановив из нее кровотечение, после чего, просушив предварительно рану, прошил ткани вокруг разрезанного сосуда и, обрезав нить, завязал хирургический нераспускающийся узел, именуемый у моряков "плоским". Набросив еще пару швов на кожу, он обработал уже зашитую рану раствором йодоната (да, йодоната, а не йода, как решительный, но малограмотный хирург Болотников, раствор йода запрещен для хирургической обработки кожи!) и самолично наложил повязку на кисть. Я осторожно пошевелил пальцами - все в порядке. Еще пару часов новокаин будет действовать, потом отойдет, конечно, но ничего, потерпим.

       -Антибиотик ему ввести, - ткнул Семеныч в меня пальцем, затянутым в хирургический латекс. - Что есть?

       - Цефазолин, цефотаксим, цефтриаксон.

       - Ну, давай цефтриаксон, грамм.

       Я покорно подставил ягодицу, и безропотно стерпел волну жара от введенного антибиотика, сестрица засандалила мне его, по вечной привычке, все время торопящихся медсестер, будто кремовую розочку на торт выложила.

       - От столбняка привить - продолжал командовать Семеныч. Новый укол, благо, объем вводимой вакцины, поменьше.

       - Ну, вроде все, - довольно потянулся Семеныч. - Куда теперь?

       - Давай возвращаться, - предложил я.- Надо же еще в конкурсе художественной самодеятельности участвовать. Я им "Балладу о гонорее" прочитаю.

       На обратном пути Семеныч, как-то все молчал, и лишь под самый конец заметил:

      - Опять анестезиолог на стол попал, жди какой нибудь засады в Лесногорске...

      Прошло не так много времени, и я убедился, что старый хирург, как всегда, был прав.

      "...Руди-руди-руди-рит, а по-русски - рыжик...", - напел я себе под нос популярный шлягер давно забытых лет. Была у нас когда-то такая песенка, повествующая о дружбе между народами, чешским и русским, вроде бы. Или польским и русским? Песня была записана на бьющейся пластинке, и как та пластинка разбилась давно и та дружба. Песню же я напел по той причине, что вот он, рыжик еловый, передо мной в полной красе. Я срезал его и огорченно вздохнул: опять червивый. Напасть на них какая-то. Раньше корзинками собирали, ведрами - и хоть бы один плохой попался, а теперь и нету их, и червивые все до одного. Точно, климат меняется. Хорошо, хоть горькушки пока целые. Раньше их и за грибы то никто не считал...

      Как оказалось не я один люблю вспоминать что-то рифмованное по отношению к текущему моменту. Генрих Витольдович весело продекламировал из-за соседней лесополосы:

      "...Снеточки не ловилися, груздочки не солилися...

      -Оброк!

      Оброку нет..."

      -Засолите, чай, груздочков-то, барин. Кадушечку, поди, - я продрался сквозь негустой ельник к терапевту, увлеченно вырезавшему поляну коричневых кругляшков.

       - Кадушечки нет, - огорченно привздохнул Витольдович. - Все никак не удосужусь на "Славянском Базаре" в Витебске купить. В этом году видел, неплохие были, липовые, да жена все на глиняные миски-плошки потратила. В следующий раз всенепременно куплю. Вкус у грибов в деревянной посуде совершенно особый. А, между прочим, у Некрасова "груздочки не солилися", как раз не у барина, а у мужиков.

       - Да помню я, помню, - обиделся я слегка, - так, к слову пришлось.

      Засол груздей и прочих млечников у Витольдовича и без липовой кадушки отменный. То ли секрет он знает какой, и не выдает, то ли рука просто легкая - не знаю. Пробовал я солить грибы по его рецепту - ничего не получилось. Один раз засолил - в рот взять было невозможно, до того соленые оказались. Второй раз попробовал меньше соли класть - вообще скисли, в подвал невозможно было зайти. Плюнул я с тех пор на соленье, собираю исключительно боровики и подосиновики, благо мариновать у меня их получается. А вот Витольдович признает только засоленные холодным способом грузди, горькушки и прочие гладыши. Я ему только грибные места нахожу, за что, правда, и получаю баночку хрустящих грибочков, после сезона.