Лепила-2 - [18]

       - Нет, я вечером ушла на работу, я сторожем работаю, на складе лесхозовском. Дома только мама была, да Лена с ребенком, ну, вы видели ее вчера.

       - Да уж, имел честь - проворчал я.

       - Извините, не знает она еще ни жизни, ни смерти...

       - Ладно, может Лена ваша, что вспомнит, передайте как нибудь...

       Сдав Сергею изрядно поредевшее отделение, я отправился домой. Всласть напившись зеленого чаю, только я прилег на диван со свежей газетой, как меня поднял на ноги звонок в дверь. Я прошлепал в коридор, щелкнул замком - на пороге стояла Дина и высокий мужчина, лет 60-65, с седой бородой.

       - О, черт, я совсем забыл... Вы, наверное, - я припомнил фамилию, - Ермолаев?

       - Да, Иван Егорович Ермолаев, зав. кафедрой истории педагогического института. - Я пожал сухую крепкую ладонь. - Мы немного раньше заехали, это ничего?

       - Да ладно, я уже свободен, можем хоть сейчас ехать, оденусь вот только.

      Мы вышли на улицу, сверкающую лужами после вчерашнего дождя.

       - А это ничего, что дождь вчера прошел? - спросил я, как оказалось, доцента.

       - Даже лучше, пыли меньше будет, - усмехнулся Ермолаев.

      Рядом с подъездом стоял новый Уазик, а немного поодаль к бордюру прижалась потрепанная бежевая "Нива", с распахнутыми всеми 4-мя дверцами. Возле нее стояли, курили и пересмеивались три парня и две довольно симпатичные девушки.

       - Вот, прошу знакомиться - мои лоботрясы, - широким жестом показал на них историк. - Стьюденты, у них все равно практика, так я подумал, чем на Ореховском городище кирпичи скоблить, где и так все давно перекопано, пусть сюда приедут. Вдруг, и вправду, "мастерская Мартова".

       -А что это за мастерская, и кто этот Мартов? - спросил я, усаживаясь на переднее сиденье Уазика.

       -Давай, Сережа, потихонечку. Куда? Куда Дмитрий...Олегович? Куда Дмитрий Олегович скажет. - скомандовал доцент.

       Мы на небольшой скорости двинулись к карьерам, я показывал направление, а Иван Егорович рассказывал сидя на заднем сиденье, рядом с Диной.

       - История эта давняя, немного загадочная, я бы даже сказал, чуточку мистическая. Владимир Мартов - выходец из здешних краев, не из самого Лесногорска, а из деревни Прошки, где-то в Лесногорском районе. Есть тут у вас такая деревня?

      Я немного подумал и покачал головой:

       - Да нет, по-моему, никогда не слышал: ни в историях болезни, ни в направлениях, ни в картах амбулаторных ничего похожего, вроде, не было.

       - Ну, может, раньше так называлась, а теперь по-другому? - предположил доцент.

       - Может... - пожал я плечами.

       - Так вот, он был из семьи священника, предки которого служили когда-то в Лесногорске, в здешнем храме, и у них из рода в род передавалось одно предание...

       - Про колдуна? - обрадовано спросила Дина. - Ну, который под камнем жил, дьяволу молился, а потом его молнией ушибло?

       - Колдуна? - нахмурился доцент. - Нет, судя по тому немногому, что я знаю, колдуном Философ не был.

      - Кто?- удивленно спросил я

       - Философ, так звали старовера-отшельника, который поселился в здешних местах в XVII веке, наверное, вскоре после того, как произошел раскол в церкви. Тогда здесь была территория Речи Посполитой, и гонений на старую веру не было. Интересная, наверное была личность: староверы предпочитали жить все же группами, и в Лесногорске , тогда еще Каменце, тоже была довольно крупная их община, а этот видишь - жил отдельно, не захотев селиться даже рядом со своими единоверцами.

       - А Философ - это прозвище?

       - Почему прозвище, - пожал плечами Ермолаев, - обыкновенное греческое имя. Николай - "победитель народов", Василий - "главенствующий", Философ - "любомудр", "любящий мудрость", или лучше "любящий думать". По мне - все же лучше, чем какой нибудь Анемподист.

       Я представил, как медсестра зовет меня "Анемподист Философович..." - и поежился. Хотя, ходи рядом со мной, Полиевкты да Стратофилакты - привык бы, наверное.

       - Пока Каменецк был частью Речи Посполитой, как я уже сказал, гонений на староверов не было. Ну, а как стал он частью Российской империи в... году, став уже Лесногорском, так и стали их понемножку притеснять. От притеснения этого кто уехал еще дальше, совсем уж в глухие места, кто перешел в официально признанную православную церковь. Некоторые наглухо отгородились от общества, стремясь таким образом сохраниться - только вы Дмитрий Олегович знаете, что бывает в замкнутых коллективах - вырождение, как физическое, так и духовное.

       Я вспомнил сросшиеся пальцы дочери Вознесенской и ее слова: "...последняя, наверное, из староверов..." и кивнул.

       - Ну, а Философ был не таков. Он тогда был уже очень стар, но в "битву за веру", ринулся как молодой. По преданию, он настолько смело дискутировал с местной священнической братией, говорил настолько красноречивые проповеди - нет, не зря его видно Философом нарекли. Ни дать ни взять - второй Аввакум. Народ на площади соберет - и давай рассказывать, да так, что многие затылки чесать начинали, местных священников переговаривал хоть двух, хоть трех. Так что потребовалось вмешательство светских властей, наряду, конечно и с властями духовными. Нравы тогда были простые и незатейливые: пришли два солдата, да под руководством священника, прадеда Владимира Мартова, крепенько его отдубасили. Там же, у землянки, в которой жил старик, его и бросили. А ночью священник-то раскаялся, что так поступил, хоть и с раскольничьей, но христианской душой, и до того совесть его проняла, что запряг он лошадку и привез отшельника к себе домой. Перевязал раны, ухаживал за ним, только все равно неукротимый раскольник через два дня умер... Перед смертью он сказал прадеду Мартова: "Ты сделал мне зло, и сделал добро. Тех, кто только зло мне делал - Господь к себе скоро призовет, не будет у них ни рода, ни племени. Ты тоже умрешь, но род твой жить будет, отмолил я его у Бога, но не до конца: на место, где убивали вы меня, пусть потомки твои не ходят, там моя кровь к Небу вопиет".