Лепила-2 - [19]

      Мы въехали в посвежевший после вчерашнего дождя лес, и запетляли по лесной дороге, притормаживая перед глубокими ямами, наполненными водой, пожилой историк продолжал рассказывать:

       - ... Пророчество старовера скоро начало сбываться: те двое солдат, что Философа лупили, действительно, на свете не зажились - одного вскоре разбойники прирезали, он бездетным был, а второй по весне, вместе со всей семьей на лодке через реку переправлялся, да и перевернулся - никто не выплыл. Прадед Мартова умер меньше чем через год, строго-настрого заказав детям и всем потомкам ходить на то место, где стояла землянка Философа.

       - Собаки Баскервилей, пардон, собаки Мартова там никто не видел? - усмехнулся я.

       - Смейтесь, смейтесь, вот только деду Мартова было совсем не до смеха, люди тогда к таким вещам относились не в пример серьезнее, чем сейчас. Он даже переехал из Лесногорска в те самые Прошки, к дальним родственникам, лишь бы уберечь детей от родового проклятия. Вплоть до революции никто из них в Лесногорск и носу не казал. Ну, а слухи-то про проклятие ходили, вот и стало место убийство старого отшельника "нехорошим", "чертовым" Тогда, наверное, и родилась история про "злого колдуна". Староверы, конечно, знали истину, но, как я уже сказал, они жили обособленно, замкнуто. Да, и к тому же, они, по-видимому, тоже не очень-то любили Философа.

       - Почему? - удивленно спросила Дина.

       Ермолаев усмехнулся:

       - Может, как раз за то, что он смелее всех прочих выступал, в то время, как они старались с властью ужиться, раз уж уехать с нажитого места, решимости не хватило. Не любят люди, знаете ли, тех, рядом с кем своя собственная трусость, будь она трижды оправдана - видна. Так что и они не возражали против того, чтобы то место "нехорошим" стало, хотя, по идее , должно было бы считаться объектом поклонения - борца ведь за веру убили.

       - Жалко его, - задумчиво протянула Дина.

       - Положим, неизвестно что было бы, приди Философ и ему подобные к власти сами, - резонно заметил Ермолаев. - Их "вождь и учитель" Аввакум, на полном серьезе писал к отцу Петра I: "...А что, батюшка-царь, ежели позволил бы ты мне, я никониян-тех всех под корень бы извел. Собаку Никона первым бы делом четвертовать. Да еще воеводу бы мне хорошего, умного.... Не боись, не токмо в крови руки не умыли бы, а и венцы ангельские от Бога бы заслужили..." - не помню уже дословно, но вроде так. Вполне возможно, что послушайся Алексей Михайлович старообрядца, волна насилия к тем, то начал креститься троеперстием, была не менее, а может, и более кровавой, чем та, которая осуществилась по отношению к "двуперстным". Запросто могли бы и впрямь "под корень" извести всех "допустивших неправильный уклон от генеральной линии". Наш человек склонен всех жалеть - от старообрядцев, до отпетых уголовников, только за то, что те от власти страдают. Не самое, кстати, плохое чувство - жалость, только она, бывает, "жалеющим" таким боком выходит, что ой-ей-ей.

       - Ну, ладно, а "мастерская" тут при чем? - спросил я.

       - Дело в том, что, по тому же семейному преданию, Философ жил на древнем капище. Это ему, кстати, тоже ставили в вину - как свои старообрядцы, так и официально признанная церковь. Он же, когда прадед Мартова спросил его об этом, только усмехнулся и сказал:

      "Раз до нас Господь позволил язычникам капище там устроить, и не истребил их, как поколение Ноево - значит, на то воля Его была, и место то ничем прочим от мест Божьих не отличается. А воздух там хороший - комаров мало". Я же говорю: незаурядная, видать была личность...

       - А капище почему?- продолжал допытываться я.

       - Вот! На том месте издавна находили острые каменные осколки, кости. Не исключено, что дохристианские племена почитали это место и, действительно, поклонялись там каким-то своим божкам. По мере распространения христианства место то постепенно оказалось заброшенным, пока там Философ не поселился. Очень может быть, что именно по этой причине оно считалось "чертовым", ну, а потом уже, "кстати", и убийство там случилось.

      Когда прадед Мартова привез Философа к себе домой, он захватил с собой и котомку старца. На дне ее он нашел необычный камень - будто обструганный.

       - Нуклеус! - в один голос воскликнули мы с Диной.

       - Да, нуклеус, - одобрительно кивнул головой Ермолаев. - Он хранился в семье Мартовых, как интересная реликвия, но внимания на него никто не обращал, пока молодой Володя Мартов не стал студентом Санкт-Петербургского императорского университета, на факультете истории, и не начал изучать неолит. Тогда-то он сложил два и два, и понял, что Философ жил на стоянке людей каменного века. Вероятно, он уже тогда хотел провести раскопки на том месте - плевать хотел молодой материалист на какие-то мракобесные родовые проклятия. Однако случилась 1-я Мировая, революция, гражданская война, потом молодого комиссара Мартова немножко репрессировали, как бывшего эсера, потом выпустили, надо было доучиться, появилась семья... Короче, на раскопки он выбрался только в 1937-м. Он поработал только один сезон на месте, которое указали ему старожилы, возможно - те же староверы. Но того, что нашла его экспедиция, оказалось достаточно, чтобы понять: это была чрезвычайно богатая на находки древняя стоянка. Он назвал его "мастерская", потому что нуклеусов, подобных на тот, что хранился в его семье, он нашел еще два или три. Так и закрепилось: "мастерская Мартова". Ну, и помимо нуклеусов - масса находок: камни, кости, остатки очагов и жилищ - чуть ли не новые Костенки.