Лепестки на ветру - [11]

Итак, теперь он знал, кто такая Мегги, и эту часть задачи можно считать выполненной. Она действительно англичанка, а не француженка, не немка, не итальянка и не венгерка и кто там еще. Бог знает, сколько ролей ей пришлось сыграть.

Рейф готов был поручиться за нее. Если и была утечка государственных секретов, то виной тому не Марго. Принимая во внимание отношение Марго к Рейфу, которое в силу некоторых обстоятельств не могло быть ни доверительным, ни теплым, едва ли Люсьен мог выбрать более неудачного посланника для своей миссии.

— Ты можешь уделить мне всего десять минут? — спросил он. — Может быть, у меня припасено нечто, что тебя весьма удивит, Марго.

После некоторого колебания Марго пожала плечами и вновь села в кресло.

— Сомнительно, но ладно. Продолжай. И, позволь заметить, я для тебя не Марго, а Мегги.

— Какая разница?

— Не твое дело, — выдавила она, зло прищурившись. — Давай говори, что хотел сказать, и уходи.

Не очень-то легко продолжать разговор при таком гостеприимстве, но Рейф все же попытался:

— Почему ты хочешь уехать из Парижа именно сейчас? К концу года должны быть подписаны новые условия капитуляции. Неужели нельзя подождать всего несколько недель?

— То же самое мне говорили при подготовке венских договоренностей. Дескать, конгресс продлится не более шести недель, а на самом деле он затянулся на девять месяцев. Кто может поручиться, что Наполеон не примется за старое и тогда вновь потребуются мои услуги?

Марго взяла бокал и отпила немного.

— Я устала от этой жизни в рассрочку, — произнесла она. — Бонапарт уже в пути к острову Святой Елены, там у него не будет других объектов для проповедей, кроме вольных чаек, так что и мне пора заняться делом, которое я столь долго откладывала.

Уловив перемену в ее настроении, Рейф решился задать очень личный вопрос.

— Ты можешь сказать, что это за дело? Угрюмо глядя вниз. Марго ответила:

— Я должна прежде всего побывать в Гаскони.

— Зачем? — спросил Рейф, пораженный внезапной догадкой.

Марго бросила на него темный непроницаемый взгляд.

— Чтобы забрать тело моего отца и переправить в Англию. Он двенадцать лет пролежал в чужой земле. Нужно отыскать его могилу, на это потребуется время.

К несчастью, догадка оказалась верной. Вино показалось ему горьким, настолько горькой была необходимость говорить о том, что он хотел бы оставить при себе.

— Тебе незачем ехать в Гасконь. Ты не найдешь там его останков.

— Как это понимать? — удивленно спросила она.

— Случилось так, что я оказался в Париже как раз тогда, когда получил известие о вашей гибели. Я отправился в то поселение в Гаскони, где, по моим сведениям, произошло убийство. Мне показали две свежие могилы, принадлежащие «этим англичанам», из чего я заключил, что там похоронены ты и твой отец. Мне удалось переправить тела на родину. Так что теперь они покоятся в вашем фамильном склепе.

Маска спала, и Марго, спрятав в ладони лицо, заплакала. Рейф очень хотел успокоить ее, но вряд ли Марго приняла бы от него слова утешения.

Рейф всегда завидовал дружбе Марго с отцом, тому теплу, которое присутствовало в их отношениях, столь отличных от холодновато-вежливой атмосферы строгой субординации, царящей в его собственном доме. Полковник Эштон, храбрый солдат, прямой, неподкупный человек, искренне желал дочери счастья, и знатный род ее возлюбленного значил для него куда меньше, чем любовь дочери к избраннику. Трудно представить, насколько тяжело для нее было пережить смерть отца от рук негодяев.

Прошло немало времени, прежде чем Марго сумела справиться со своими чувствами и поднять голову. Глаза ее все еще блестели от слез.

— Вторым покойником был Вилли, ординарец отца, — произнесла она тихо. — Он был коротышкой, примерно одного роста со мной. Они… не сдались без боя и дорого отдали свои жизни.

Марго встала и подошла к окну, отдернув тяжелые задрапированные портьеры. Глядя вниз, на бульвар, продолжила:

— Дядя Вилли стал почти членом нашей семьи. Он учил меня бросать кости и передергивать карты. Представляю, как рассердился бы отец, узнай он об этом.

Лицо Марго осветила слабая улыбка.

— Я рада, что Вилли похоронен в Англии. Наверняка в последний час его тяготила мысль о том, что он навечно останется в чужой земле. Я собиралась перевезти в Англию и его останки, но ты опередил меня.

Когда она вновь повернулась к Рейфу лицом, в ней уже не было прежней враждебности.

— Почему ты так поступил? Ведь это было нелегко. Действительно, даже при его молодости и богатстве задача оказалась не из легких. Рейф приехал во Францию с тайной мыслью отыскать Марго, и даже когда война вспыхнула вновь, он не стал торопиться с возвращением на родину.

Как раз тогда, когда перемирие закончилось, новости о гибели полковника и его дочери достигли Парижа. Другой, более трусливый, на месте герцога поспешил бы в Лондон, чтобы не оказаться заложником в стане врага, но ради Марго Рейф готов был пойти на все. Он отправил слуг в Англию, а сам в одиночестве проехал через враждебную Францию. Его выручало прекрасное владение языком: французы принимали герцога за своего.

Рейфу потребовалось несколько недель, чтобы отыскать могилы. Возвращаясь в Англию со скорбным грузом, он ехал окольными путями: перевалив через Пиренеи, пробрался в Испанию, а оттуда морем — так было безопаснее.