Леонардо да Винчи - [2]
Часами сидел Леонардо, не сводя глаз с могучих птиц. Как зачарованный, он следил за каким-нибудь орлом, вместе с ним совершая полет. Ему казалось, что это летит он сам. Леонардо вспоминал чудесные сказания древних об искусном мастере Дедале, который сделал крылья, и об Икаре, смело полетевшем к солнцу. И Леонардо казалось, что у него за плечами вот-вот вырастут крылья... Он подходил к краю площадки, острым, пронзительным взглядом всматривался в раскрывающийся перед ним беспредельный простор. Один взмах крыльями — и он полетит. Но крыльев нет!
«Надо сделать крылья! — думает он. — Но сейчас я еще не могу сделать их».
Леонардо отходит от края площадки.
Теперь его взгляд устремлен на запад.
Там, далеко-далеко, должно быть море. Его не видно, но в порывах ветра, дувшего оттуда, с запада, казалось, был слышен шум прибоя. Мечта уносит Леонардо к пустынному берегу неизвестной земли. Огромные пенистые валы катятся на песок. Недалеко от берега качается каравелла, а Леонардо в шлюпке, подскакивающей на волнах, спешит к берегу. Вот, воображает он, еще один взмах весел... Он прыгает на мокрый песок и с силой, властно вонзает в него древко знамени Флорентийской республики.
Площадка хороша еще и тем, что почти посреди нее лежит большой, совсем как стол, плоский камень. На него можно положить бумагу и рисовать. На поясе у Леонардо всегда связка бумаги. Рисовать — какое это неизъяснимое наслаждение! Вот чистый белый, чуть шероховатый лист. На нем еще ничего нет. И вот вначале неуверенная левая рука (он был левшой) начинает наносить штрихи, робкие и колеблющиеся. Потом рука уже бежит сама, движения ее становятся все увереннее, властнее: неясные, разбросанные штрихи соединяются в стройное целое. Уже видны очертания, можно узнать дерево — старый каштан. Верхушка его расщеплена. Сюда надо побольше тени — она почернела от огня. А здесь надо бы чуть-чуть той замечательной светло-зеленой краски, которую недавно привез из Флоренции дедушка, и листочки оживут, зазеленеют...
Проходит час, другой. Вокруг мертвая тишина, изредка нарушаемая далеким клекотом орлов да щебетом каких-то (Франческо-то наверняка их знает) птиц в чаще...
Но вот движения руки маленького художника становятся медленнее, карандаш все реже и реже касается бумаги. Леонардо внимательно вглядывается в рисунок.
— Нет, не выходит! — с досадой восклицает он.
На глаза навертываются слезы. Резким движением он комкает рисунок, яростно рвет его. Обрывки бумаги летят вниз, плавно кружась и цепляясь за кусты.
Но Леонардо терпелив и настойчив. Снова за работу. И снова проходит час за часом, и снова бумага покрывается штрихами, и так до тех пор, пока Леонардо, откинувшись назад, не скажет: «Ничего, все-таки это лучше».
«Но как трудно, как трудно!» — думает Леонардо. Вместо могучего дерева — что-то беспорядочное, уродливое. Листочки, такие нежные, так удивительно вырезанные, получаются на рисунке безобразными темными пятнами.
Еще хуже, когда пытаешься нарисовать пейзаж. На холодном, противном листе бумаги вместо всего богатства и красоты природы выступают какие-то однообразные линии, горы налезли друг не друга. На рисунке тесно, нечем дышать.
Может быть, бросить? Может быть, лучше заняться латынью да поучиться у отца искусству составления деловых бумаг и стать нотариусом?
Леонардо любит отца, уважает его труд, но стать самому нотариусом, когда мир так прекрасен, — нет, ни за что!
Говорят, что во Флоренции есть такие люди, которые учат рисовать. Вот бы хорошо поехать во Флоренцию!
Винчи, родина Леонардо да Винчи. Гравюра неизвестного художника.
Легкий шорох. На камень «ползает ящерица. Как она хороша! Как гибко ее тело, как блестят ее черные глазки, как серебрится ее кожа! И, забыв о своих грустных мыслях, Леонардо снова берется за карандаш. Лист быстро покрывается линиями. Еще два — три штриха, и рисунок будет готов... Но как передать блеск глаз? И вдруг:
— Леонардо-о-о! Не пора ль домой?
И из-за кустов показывается Франческо. Он обвешан клетками, в которых на разные голоса трещат птицы.
Ящерица мгновенно исчезает. С губ Леонардо готово сорваться ругательство. Он в ярости смотрит на Франческо, но маленький хитрец делает такую умильную рожицу, что гнев быстро проходит. Леонардо окидывает взглядом рисунок: опять плохо. Вместо ящерицы, у которой пульсирует каждый кусочек кожи, — какое-то безжизненное чудовище.
Леонардо хмурится, берет листок и уже готов его скомкать.
— Стой! — слышит он громкий крик. — Как ты глуп, Леонардо! — И Франческо с возмущением вырывает листок из рук Леонардо. — Ты посмотри только, ведь она живая. Она дышит. Живая, — быстро говорит он. — А ты...
Он старательно разглаживает листок и прячет его в карман.
Леонардо не протестует. Ему все равно. Он уже понял, чего не хватает в рисунке, и завтра снова будет рисовать ящерицу, рисовать ее до тех пор, пока она действительно не станет «дышать».
Друзья садятся у камня. Появляются домашний сыр и хлеб. Усталые, они едят с аппетитом. Молчание изредка прерывается несвязным бормотанием Франческо, которому не терпится рассказать другу обо всех своих злоключениях. А их всегда бывает много, так как Франческо не отличается ни ловкостью, ни смелостью.
