Ленинский тупик - [4]

— Вы кого ждете, товарищ? — спросил ее мужчина в мохнатой ушанке, снова появляясь в коридоре.

Нюра молчала, вглядываясь в наклонившееся к ней костистое, как у Шурани, участливое, доброе лицо, и, вдруг решившись, попросила почему-то шепотом и скороговоркой, боясь, что ее перебьют:

— Человек ха-ароший. Не подержите сынка? Я отлучусь на минуточку. А?

Мужчина взглянул на нее оторопело, потоптался в нерешительности, — может, его смутил этот нервный шепот, — и воскликнул нарочито-беззаботным, почти веселым тоном:

— Конечно! Давайте!

Не успел он произнести это, как Шураня-маленький в мокром одеяле оказался на его руках.

Нюра в два прыжка, чуть коснувшись ладонью перил, одолела лестницу, влетела в отдел кадров, как, случается, вскакивает задыхающийся пассажир на заднюю площадку последнего вагона поезда, который набирает скорость.

— Я… У-уф! Каменщики нужны?..

Тот же старик писал что-то.

— Подождите, — буркнул он.

— Некогда, дяденька! — вырвалось у Нюры, и она испуганно прикрыла ладонью рот.

— Дома детишки плачут. — Старик вскинул на нее удивленный взгляд, но тут же пошутил: — Э, да тебе самой впору в куклы играть! Паспорт-то выправила, каменщица?

Нюра не могла оторвать глаз от медлительных, иссохшихся пальцев, которые заполняли личную карточку рабочего. Ее, Нюрину, карточку! Синий, вроде билета в кино, талончик — направление в общежитие — она схватила со стола, размазав чернила.

Шураня-маленький лежал на столе секретарши и орал с тем трагическим надрывом, с каким только способен орать грудной ребенок, которого давным-давно пора перепеленать.

— Твой подкидыш? — спросила секретарша раздраженно (на столе ширилось мокрое пятно).

Нюра вытерла кашемировым платком стол и, торопливо меняя пеленки, обратилась к мужчине, которому оставляла сына:

— Выручил, человек ха-ароший.

Он участливо спросил Нюру, куда она теперь. В общежитие? Он в те же края, подвезет.

Нет-нет! На своих дойду! Приняли б только…

Почему же не примут? Если возникнут какие препятствия, отыщите Некрасова. Он бросил взгляд на ее огромные, казалась, разбухшие от влаги катаики. — Едемте лучше со мной…

Нюра ускорила шаг, почти побежала от него.

Общежитие строителей располагалось подле моста окружной железной дороги, в четырехэтажном доме. Внутри оно сияло первозданной чистотой только что отстроенного здания. Пахло свежей штукатуркой, белилами.

Приглядевшись, Нюра заметила, что в противоположном конце коридора цементный пол залит водой.

Комендант общежития в старенькой, отглаженной гимнастерке, подпоясанной кавказским ремешком, сообщал кому-то по телефону, что вербованные, нынче прибыв, уже натворили дел. Какая-то приехала в одних галошах, купила по дороге ботинки, а галоши спустила в унитаз. Водопроводчик все утро работает. Одну галошу уже вытянул крюком.

— Девки вовсе без понятия! — горестно воскликнул комендант.

«Сам ты вовсе без понятия», — оскорбленно подумала. Нюра.

Перехватив на другую руку сына, она заторопилась к девушкам-мордовкам. К Матрийке (так девушки называли старшую). Они не выдадут…

Двери комнат на втором этаже были распахнуты настежь. У стен громоздились чемоданы, узлы. Никого из знакомых девчат не оказалось — баниться ушли, наверное. Нюра огляделась: где перепеленать Шураню?

В самом конце коридора у окна стоял стол. На нем сидел мальчонка в застиранной рубашечке и новеньких ботинках. Двумя руками он держал полбатона и, откусывая, приговаривал с восторгом:

— Мама, милая, хорошая!

Нюра положила на стол Шураню, развернула одеяльце. Густо припудрила тельце Шурани тальком, спросила незнакомого мальчугана первое, что в голову пришло!

— А ты вырастешь, маму тоже любить будешь?

— А то!

— Ну, а чем кормить будешь?

Мальчонка сверкнул глазами:

— Белым хлебом!

У Нюры подкатил ком к горлу. Вспомнились сироты Перевоза. А мальчонка разговорился, с восторгом рассказывал, как его поселили в этом общежитии:

— Сховали у тетки Ульяны, а мама жалилась покурору…

Подошедшего коменданта она встретила независимо:

— Выгони-ка попробуй! К прокурору пойду…

Комендант взглянул на нее искоса, сказал, что ночевать в общежитии она все равно не останется, здесь не комната матери и ребенка!

Нюра плотнее прижала к себе Шураню, который улыбался во сне, чмокая губками, и попросила приглушенным, голосом:

— А вы позвоните Некрасову.

Но никаких Некрасовых комендант знать не знал, ведать не ведал.

— Ка-ак?! Мохната шапка!

Помедлив, комендант на всякий случай позвонил в отдел кадров треста. Нервно теребя свой кавказский ремешок, он повторял в испуге:

— Есть гнать!

И, обернувшись к Нюре, скомандовал надорванным голосом ротного, который уже много дней подряд не выходил из боя:

— Ма-арш отсюда! Нет в управлении никакого Некрасова. — И в райком-горкоме нет. Нигде нет! Все врешь!

— Собирай манатки.

— Манатки? — Нюра шагнула к нему, протянула Шураню. — Бери мои манатки, коль на улицу выгоняешь!.

— Давай! Я его мигом пристрою!

Нюра попятилась:

— Чтоб я на такую образину оставила сыночка?!

Некрасов сказал…

— Опять двадцать пять, — устало повторил комендант. — Никакого Некрасова нету. Не-ту! Ясно?!

2

Доцент Игорь Некрасов был в университете парторгом — в прошлом году. По недосмотру. Во всяком случае, так считала инструктор ЦК Афанасьева, которая занималась университетом.