Ленинградский проспект, Засыпушка № 5 - [12]

- А вдруг ему другая понравилась? Я на танцах видела - танцевал с другой.

- А вы?

- Я тоже с другим танцевала.

- Вот видите, - сказал я, потому что не мог сказать ничего другого.

- Я решила - уеду отсюда прочь. Поеду вожатой в лагерь, где мы на воскреснике были. Уже заявление подала. Послезавтра на бюро будут разбирать. А в субботу у нас вечеринка. Зоя со стройкомбината пельмени устраивает. Я уже пай внесла. И он внес.

- Тамара, вы замечательная девушка. Вы даже не представляете, какая вы замечательная девушка.

- Я - несчастная девушка. Вот кто я.

Что я мог на это ответить?

- Уже поздно. И холодно, - сказала она.

Мы свернули с проспекта и пошли в темноте по палаточному городку. Тамара уверенно шла впереди, я двигался за темным пятном ее кофты. Тамара остановилась, я едва не наскочил на нее. Мы стояли у засыпушки.

- Вот я и дома, - сказала Тамара шепотом.

- Мы еще встретимся, - я пожал в темноте ее руку и пошел меж палаток.

Пожар

Спустя неделю, побывав по служебной надобности на соседней стройке, я вернулся в город.

Опять шагаю к засыпушке.

Иду по знакомой тропинке, а представляется мне, как тут шествует Тамара - среди прошлогоднего мусора, мимо куч железного лома, старой рухляди - в светлом капроновом платье, в туфлях спешит она в клуб "Строитель" на вечер "Учись танцевать красиво"; рано утром, чуть свет, в узких облегающих брюках индивидуального пошива, с итальянским платком на голове, торопится на воскресник в лагерь. Она идет среди мусора влюбленная и гордая, счастливая и беспокойная.

Я шел, глядя под ноги, потому что пробираться по неровностям почвы "нахаловки" было не просто даже днем. И вот я подошел к засыпушке. И поднял голову.

Засыпушки не было. На том месте, где она стояла, виднелись жалкие остатки, черное пепелище. Я стоял, не веря глазам своим. Дощатая дверь прогорела насквозь, и я легко шагнул сквозь нее в засыпушку. Там было пусто и сумрачно. Обои на стенах сгорели, под ними проступали обуглившиеся доски. Окно пожелтело и треснуло. Потолок провалился, только черные стропила торчали над головой. Опрокинутый "сервант" с выеденным черным боком, раскладушка с обугленным матрацем, закопченные книги, кастрюли, обгорелая туфля, рукав от платья, спекшийся кусок мыла - огонь сделал свое черное дело по всем правилам. Пахло гарью. Едкий запах щипал глаза. Я выбрался наружу и зашагал по следам бедствия. Сгоревшие ботинки из-под коньков, рваная сорочка, черная, с запекшимся ртом кукла, разбитая сковорода горестная дорога привела меня к соседней засыпушке. Я постучал. Мне долго не открывали. Наконец дверь приоткрылась и показалась Тамара - прямо на нижнюю рубашку накинута телогрейка. Она увидела меня и тотчас захлопнула дверь.

Я стоял долго. Тамара вышла и почему-то виновато улыбнулась.

- Все живы?

- Живы. Только засыпушки нашей нет. - Она снова улыбнулась виновато, и только сейчас я понял, почему она так улыбалась: на ней была чужая кофта, чужая юбка, на ногах несуразного вида ботинки. - Собрала с бору по сосенке. Пойдемте. Даже смотреть на это не хочется.

Пожар начался в три часа ночи: загорелись провода, ведущие к засыпушке. Разбудила девушек маленькая Маринка. "Мама, мама, потуши огонь, - кричала она и плакала, - мне жарко!" Выскочили в чем были. Потом Галя бросилась в огонь и вытащила в охапке весь девичий гардероб: платья, юбки, кофты. Завернули все это в тюфяк, бросили на доски. Собрался народ, приехала пожарная машина. Через полчаса все было кончено. Радуясь, что удалось спасти вещи, они подошли к доскам, развернули тюфяк и увидели, что внутри тлеет огонь. Все прогорело насквозь, только то и осталось, что было надето на девушках.

Тамара кончила рассказ. Следовало задавать вопросы, но я не мог произнести ни слова. Тамара словно угадала мои мысли.

- Вы не думайте, - сказала она, - нам помогли. Мы ведь на весь город прославились. Все к нам приходили. Дали денег из кассы взаимопомощи. Маринку в детский сад устроили. А мы послезавтра перебираемся в общежитие: как только новый дом сдадут. В лагерь я не поеду. Бюро горкома не утвердило мое заявление. Алик был против. И как раз в тот день, когда был пожар, Зоя устраивала пельмени.

- Алик был?

- Конечно. Все было очень хорошо. Мы с ним танцевали, говорили о литературе. Он вышел со мной. Нам было по пути. Он говорит: "Пойдем ко мне". Нет, я не пошла к нему. Он проводил меня, а в три часа ночи пожар. Утром он узнал, примчался на мотоцикле: "Собирай вещи, поедем ко мне". - "А у меня и вещей нет. Одна зубная щетка осталась". - "Тогда бери зубную щетку и сама садись. Поедем!" - "Как же я поеду? Я не могу к тебе поехать". "Ну, говорит, если ты так хочешь, хоть завтра пойдем в загс". - "Спасибо, говорю, я не нуждаюсь в твоих одолжениях". - "Что же ты хочешь?" - "Хочу, чтобы все было красиво". Он обиделся и уехал. Засыпушка сгорела и любовь моя вместе с нею.

- Я думаю, засыпушку можно починить. Стены-то остались. Только крышу новую покрыть. И вообще, Тамара, вы должны...

- Нет, нет, вы меня не жалейте, - торопливо перебила Тамара. - Меня не надо жалеть. Я все равно счастливая. Счастье ведь не в доме. Ведь у меня в Ростове дом есть, но я не хочу... Я сегодня всю ночь мечтала: получу комнату в общежитии. Будет у меня собственная тумбочка. Набью ее книгами и стану учиться. Ой! Это он! - Тамара больно вцепилась в мою руку.