Ленин. Книга 1 - [20]

В день казни Владимир Ульянов в Симбирске сдавал письменный экзамен по геометрии и арифметике, получив за эту работу обычное «пять». В семье верили в распространившийся слух, что смертная казнь в последний момент будет заменена заточением в крепости. Во время последнего свидания с сыном мать, желая передать эту надежду Александру, при прощании только сказала: «Мужайся, мужайся…»30 Как оказалось, это были последние слова благословения матери, которыми она поддержала сына в часы его мужественного и рокового выбора.

В семье Ульяновых надолго поселилось горе. Мать, в трауре, после долгих молений не раз просветленно говорила, что Саша перед смертью приложился к кресту… Пусть Богом он будет прощен…

Младший брат был потрясен смертью Александра. Позже он узнает, что Саша принимал участие в разработке «Программы террористической фракции Народная воля». Документ несет печать марксистского влияния, однако наивен в своей прямолинейности и, как сказали бы сегодня, «казарменности». Но Владимир Ульянов, долго находясь под воздействием семейной трагедии, думал не столько об идеях, которые захватили брата и его друзей, а о стоицизме и силе духа молодых террористов-заговорщиков. Крутой поворот в долине своей судьбы юный Ульянов сделал не в определении путей борьбы: террор или массовые движения. Нет. Гимназист еще не имел собственных взглядов по этому вопросу. Но где-то в глубине души он созрел для понимания — и это станет скоро ядром его мировоззрения, — что без радикализма, помноженного на волю к достижению цели, на революционной стезе делать нечего.

А в отношении того, что «мы не пойдем таким путем», Владимир Ульянов действительно и «не пошел». В частности, это выражалось и в том, что будущий вождь понял: совсем необязательно самому быть «метальщиком» пироксилиновых бомб, которые делал несчастный Саша. Необязательно находиться и на баррикадах, самому подавлять восстания, быть на фронтах гражданской войны… И он никогда там и не был и непосредственного ничего «не подавлял». Главное — не в деяниях одиночек. Главное — управлять массой. Огромной. Бесчисленной. Почти бессознательной. «Не таким путем надо идти». Младший брат пошел действительно совсем иным путем. Более эффективным, но менее благородным.

Кто знает, может быть, казнь Александра помогла Владимиру взобраться на броневик в апреле 1917 года?

Трагедия семьи Ульяновых по большому счету — трагедия русской идеи, трагедия российского выбора, трагедия народа, за который необольшевики и сегодня вновь пытаются решать: каким путем ему идти…

Предтечи революционера

Самая большая тайна — это тайна человеческого сознания. Лабиринты, катакомбы, тупики, магистрали хода мысли трудноуловимы и часто непредсказуемы. Сознание личности — безбрежный космос, необъятная галактика, в которых всегда есть и будут неизвестные, загадочные планеты. Так и духовный мир Ульянова, столь пристально изучаемый на протяжении многих десятилетий, по-прежнему несет в себе много таинственного, загадочного и непознанного.

Одна из таких тайн кроется в определении духовных предтеч революционера. Явилась ли казнь брата основным толчком, подвинувшим молодого Ульянова на революционную тропу? Кто был его властителем дум? Каково место марксизма в духовном выборе? Были ли Маркс и Энгельс единственными кумирами Владимира? Историки и философы дают на эти вопросы самые разные ответы. Официальная партийная мысль, естественно, видит путь идеологического выбора В. И. Ульянова одномерным, строго детерминированным, безапелляционным.

Так, Н. В. Валентинов полагает, что интеллектуальным генератором и вдохновителем Ленина был Н. Г. Чернышевский. Исследователь полагает, что Владимир Ульянов «познал и впитал в себя Чернышевского, покорившего его раньше, чем произошло знакомство Ленина с марксизмом». Чернышевский, писал Валентинов, «предстал перед 18-летним Лениным в образе, поражающем воображение: страстного проповедника блага и добра с окровавленным топором в руке»31. Луис Фишер уверяет, что на духовное становление российского вождя большое влияние оказали идеи народовольцев32. Рональд Кларк, попытавшийся сказать о Ленине нечто, скрываемое «исторической маской», не без основания пишет, что Ленин никогда не отказывался полностью от идеи террора и герои-народовольцы всегда были ему симпатичны. Именно они дали ему заряд к пересмотру традиционных взглядов на общественную эволюцию33. Один из первых советских официальных биографов Ленина, лично хорошо знавший его П. Керженцев, в свою очередь полагает, что формирование Ленина как революционера началось особенно интенсивно после его знакомства с литературой, издавав-шейся группой «Освобождение труда» под руководством Г. Е. Плеханова и П. Б. Аксельрода34. Можно долго «инвентаризировать» бесчисленные точки зрения исследователей, современников, соратников Ленина по вопросу: кто был его предтечей? Кто оказал решающее воздействие на интеллект этого человека в моменты критического выбора стратегии своей жизни?

Но можно на эту проблему посмотреть и с другой стороны: как сам Ленин оценивал духовные истоки своего становления и предопределенность первых революционных шагов. Карл Радек, блестящий памфлетист и эквилибрист парадокса, в своем эссе о Ленине в 1933 году написал: «Когда Владимир Ильич однажды увидел, что я пересматриваю только что появившийся сборник его статей 1903 года, его лицо осветилось хитрой улыбкой и он, хихикая, сказал: „Очень интересно читать, какие мы были дураки“