Лемур и его еноты - [4]

– Ты чо рычишь-то? Тупая, глупая скатина! – испуганно растопыривая пальцы, закричал "Ж".

– На кого фвост задираешь?! Я не вор! Я тута ещщё ничево не взял. Только хотел. Это вот развадной

ключ

от нашей квартиры. Это вот - вантус от нашево финсково унетаза. Это телеграмма Задову. Генералу-

прапарщеку.

Задов – командир, он сечас на фронте - наверна в Анкоредже застрял. Войюет с мутантами, добивает

астатки

нечести. Теперь все тебе понятно?

Псина молчала и не шевелилась. Она не умела гаварить. Да и глухая она была почемуто, на все три

уха.

А "Ж", потихоньку, гусиным шагом продвигаясь к распахнутому окну, продолжал нудить:

– Нувот! Ты лежишь? И лежи... И не вздумай паднематцо. Очень хорошая цобака... такая с виду

умная,

симпатичная, как алопугачово.

Но едва "Ж" дотронулся рукой до подоконника, как Псина с грозным рычанием:

-Пх\'нглуи мглв\'нафх Ктулху Р\'льех вгах\'нагл ФТАГН! вскочила, и тутуж "Ж" поджал копыта в

страхе

и без разбегу запрыгнул на деван.

– Очень странно, – краснея от злости, заговорил он. – Ты лови мутантов и прочий нежелательный

элемент,

а я... человек. Почти... Да! – Он показал Псине чей та язык. – Дура!

"Ж" положил ключ, который развадился от 22 до 24 и телеграмму на край стола. Вантуз пажалел

клась.

Надо было дожидаться хозяев."Ж" надеялца что они будут повкусней.

Но прошел час, другой... Уже стемнело: Через открытое окно доносились далекие гудки паровозной

вентофки,

рев кентавров и жосткие удары па печени. Печень ухала - Уйпдля... уй-уй-юй...

Где-то играли соло на байане - тянуло плесать и патпевать, но желание есть - пересиливало...

И только здесь, около серой, полуразрушенной графской развалины, все было глухо и тихо, как в

танке.

Снова очень хателось есть.

Положив голову на жесткий валик дивана, "Ж" тихонько - в одну слезу, па мужски заплакал.

Наконец он крепко уснул.

Он проснулся только утром. С удивлением пагледел в вантуз, зажатый намертво в кулаке.

Где-то визжало цыркулярка - кавота пилили в дрова, но здесь, в барыжьей хибаре, по-брежнему было

тихо.

Под головой у "Ж" лежала теперь мягкая кожаная подушка, а ноги его были накрыты плащ-

полаткой.

Псины с внимательным прещуром возле нево на полу теперь как не было.

Значет, сюда ночью кто-то приходил?!! И Псину - убил! И съел!!!

"Ж" вскочил, откинул волосы на лысой голове, одернул синие жынсы, взял со стола ключ22х24, неотправленную телеграмму и хотел бежать. В спомнил про вантус в правой руке - сунул ево сзади, за поес жынсов... И тут на столе он увидел лист бумаги, на котором крупно, синим карандашом было

написано:

«Кароче клоун, когда будешь уходить, захлопни крепче дверь.

И не вздумай па йащикам шаритцо, крендель.У меня все хады-записаны.Я приду - все проверю!».

Ниже стояла карявая подпись:

«Лемур ле Гарен».

«Лемур? Кто такой Лемур? Надо бы повидаца и сказать па почкам спасиба этому челавеку».

"Ж" заглянул в сосендюю комнату. Здеся был чорный письменный стол, на ем чорный прибор, чернильнитца наверна...

чорная пепельнитца, небольшое зеркало - тоже чорное. Справа, возле чорных, кожаных

автомобильных краг,

лежал старый, ободранный по жызни, но тоже-со следами чорноты - револьверт системы Винстона.

Тут же у стола, в облупленных и исцарапанных ножнах стояла кривая турецкая сабля, по ихнему-

йатоган.

"Ж" положил ключ и телеграмму, потрогал саблю, вынул ее из ножен, поднял клинок над головой и

посмотрелся

в зеркало - как оно там? ничево???

Вид получился суровый такой, грозный, что аш самаму стало страшно. Хорошо бы так сняться и

потом

притащить в школу ребзям пазырить! Мождно было бы саврать, что когда-то батяня Задов брал ие с

собой

на фронд - капусту рубить. В левую руку можно взять револьверт Винстона.

Натужиф груть гераклом,"Ж" мечтательно улыбался...

Вот так. Это будет еще лучше. Он до отказа стянул брови к носу, сжал губы как пастор Шлаг

на дапросе в гестапо, и, целясь в зеркало, жмнул на курок.

Грохот 45во ударил по комнате. Дым заволок выбитые окна. Упало на пепельницу настольное

зеркало.

Термо-ядреный - мелькнуло в голове, не - Серво-водорондый!!! И, оставив на столе и разводной

ключ 22на24

и телеграмму, оглушеный "Ж" на всех парах вылетел из комнаты. И помчалсья прочь от этого

странова

и опасново для пришлых контролеров дому.

Не помня себя он очнулся только на берегу речки. Теперь у ево не было ни ключа 22на24, ни

телеграммы,

ни даже черновека самой телеграммы. И терь "О" предеца лепить габатова правсе: и про Псину, и про ночевку в пустом агромном доме, и про турецкую саблю, и, наконетц, про сам выстрел.

Скверней не бывает! Был бы Задов... - генерал, он бы всиооо понел. Дооо...

"О" не поймет. "О" рассердится или, чего доброго, начнеть топать всеми ногами...

А это еще хужее. Топать "Ж" и сам умел. Но при виде топанья "О" иму всегда хотелось забраться на

телеграфный столб, на высокое дерево или на трубу Припятьевсково сакофага.

Для храбрости "Ж" принял вовнутрь два литра Виски, большую бутылку вотки, ящик пива

и пол бутылки красново вина и, тихонько шатаясь пошл отыскивать свою дачу.

Кода автопелот поднимал ево по крылечку, "О" стоял в кухне с разведеным керогазом в руках.

Заслышав шаги, "О" обернулся и молча, враждебно уставилась примусом в "Ж".