Лемминг Белого Склона - [107]

— Отважный муж, твой племянник, — отвечал Арнульф, — нет нужды беспокоиться, он с нами, но ты должен его извинить: рыба ран задела его железным плавником, и он не смог выйти, чтобы приветствовать тебя, Сигурд ярл. Орм Белый теперь отдыхает на борту. Наш лекарь сказал, что ему нужен покой. Пусть твои люди заберут его, но осторожно: рана едва затянулась.

— Кто ваш лекарь, и кого мне благодарить? — спросил ярл.

— Форни Гадюка, сын Литте со Свартхольма, искусный целитель, — сказал Арнульф. — А ещё благодари наших чародеев, Халльдора Виндсвалля, и Хравена сына Уве. Хравен вытащил твоего племянника с того света, как и других моих людей!

— Пусть названные тобою выйдут сюда! — повелел Сигурд.

Тогда Форни и Халльдор стали перед ярлом и поклонились. Хравен же не тронулся с места, насмешливо глядя сквозь толпу и сложив руки на груди. Арнульф бросил на него грозный взгляд, но Хравен лишь слегка повёл плечами.

— Вы получите щедрое вознаграждение, — пообещал Сигурд, — все трое.

— Благодарствуем, — хором ответили Форни и Халльдор.

— Не надобно мне твоего вознаграждения, владетельный князь, — прохладно молвил Хравен, — ибо нет в твоих владениях ничего столь ценного, о чём бы ты знал и что бы мне пригодилось. А когда узнаешь, то я, с твоего соизволения, приду и возьму!

Народ возмущённо охнул — и замолк. Тишина нависла над пристанью. Сигурд и Хравен, ярл и чародей, владыка и бродяга, безмолвно скрестили взоры. Серая, благородная сталь — и непроглядный мрак из-за края мира. Арнульф хотел было вставить слово, обратить всё в шутку, прервать этот неуместный и зловещий поединок, но Сигурд ярл внезапно усмехнулся:

— Дерзкие речи слышу от чёрного сейдмана! Кому бы другому не спустил бы, но коли ты, по словам Арнульфа сэконунга, спас моего родича, то будь по-твоему. Приходи за своей платой, когда сочтёшь нужным, если до того не умрёшь.

— Даже если умру, — заверил, ухмыляясь, колдун, — я вернусь из-за грани миров, чтобы посмотреть, так ли крепко слово Сигурда Кнудлинга, как о том говорят!

А потом вдруг присел, хлопнул в ладони и исчез. Только громадный ворон взмыл в небо, хрипло крича и удаляясь от Талборга.

— Ну, что поделать, — развёл руками Арнульф. — Нет с ним сладу!

— Сложно иметь дела с теми, — пожал плечами Сигурд, — чьи знания слишком обширны. Но скажи мне ещё вот что, Иварсон: не встречал ли ты на китовой тропе Харальда Белого Волка?

Седой несколько мгновений молчал. Потом вздохнул:

— Он остался на шхерах у Светлой Бухты. Кровавый орёл сидит у него на спине.

— Тяжка эта утрата, — в совершенной, свинцовой тишине проронил Сигурд.

— Не для тебя одного, достойный сын Сиггейра, — тихо заметил Арнульф, — уверяю тебя.

— Знаю, Седой, — столь же тихо молвил ярл, не глядя на собеседника. Потом воскликнул:

— Эй, викинги! Кого мучит жажда? Кто замёрз, утомился и голоден, как волк? И кто потешит нас на пиру сагой о славном походе? Добро пожаловать!

— ХЭЙ!!! — проревела стая в двадцать глоток.

В Талборге викинги сидели неделю до праздника Вентракема и неделю — после. Парни объездили весь остров, и всюду их сопровождал верный друг Торкеля, щенок Варф. Он отъелся, сидя под столом и ловя объедки на пирах, но, будучи из рода гончих, не терпел безделья. Торкель гонял его по топям Морскваттена, где парни безуспешно охотились на уток. Но больше всего им понравилось в Бьёрсаллире. Там, на хуторе Бражные Залы, варили пиво, знаменитое на весь Север. Там же Лейф Кривой Нос, обычно сдержанный, устроил драку из-за девушки, Бьярки не к месту впал в буйство берсерка, и друзьям стоило великих усилий его сдержать, а Торкель помочился в местном святилище, спутав его по пьяному делу с отхожим местом. Хаген же всю обратную дорогу блевал с перепою. Словом, хорошо погуляли!

Правда, первые дни было не до веселья. Друзья помогали ухаживать за раненными соратниками. Форни утверждал, что самая страшная опасность миновала, но глядя, например, на могучего гута Утреда Быка, с распоротой крестом грудиной, сломанными рёбрами и ключицей, или на Стурле, которому из-за раны в животе вырезали полтора альна кишок, слабо верилось словам лекаря. Да, Стурле выжил. Никто из бившихся с людьми Харальда не погиб: Хравен сейдман вытянул всех. «Я стал сильнее, чем был, — так он сказал тогда, начиная чёрный сейд, на обломках „Сокола“, на обломках тел его защитников, — я выведу всех».

— Чем ты заплатишь за стольких спасённых? — тревожно спросил Халльдор.

Хравен обвёл руками залитую кровью палубу:

— Мы заплатили вперёд, и весьма щедро!

Легче всего было с Лони Лепестком: ему просто отрезали ногу ниже колена и приделали деревянную, с широкой ступнёй. «Вдвое меньше станешь тратиться на обувь», — ухмыльнулся Торкель. «Гляди, чтобы твой пёс не погрыз мою деревяшку», — безразлично бросил Лони. Через три дня он уже бодренько ковылял, опираясь на трость да пощипывая служанок пониже спины. Арнульф возместил ему этот ущерб и дал слово, что всегда придержит ему место на корабле.

— Нет нужды, — покачал головой Лони, усмехаясь. — Мне тридцать пять зим — поздно ходить в викинги. Осяду здесь и буду заниматься хозяйством.

Он так и сделал: переехал весной на Большие Дворы в глубине острова, купил там скромное жильё, стадо овец и жил мирной жизнью, пока не помер. У него было семеро сыновей и красавица-дочь. Его сыновья, близнецы Арни и Форни, сражались в великой битве при Хлордвике на стороне Хруда Стальной Длани и пали там оба. Им тогда было по четырнадцать годков.