Лелик и горячие доски - [16]

Глава 24 Узник подземного перехода

В это утро Маша, как обычно ровно в восемь ноль-ноль, вышла из дома. Поток машин был неплотный и, подавив в себе искушение махнуть прямо через проспект (так быстрее), Маша энергично двинулась к подземному переходу. Спустившись по ступенькам в холодный и мрачный тоннель, ведущий на ту сторону проспекта, она ускорила шаг, увидев двух бомжей – мужчину и женщину, привалившихся к кафельной стене. Маша видела их тут часто, но побаивалась. Во-первых, от них плохо пахло, а во-вторых, однажды, года три назад, она пожалела, что дала милостыню этим бездомным, бросив руб ль в картонную коробку, на которой с чудовищными ошибками было написано: «Памагите кто чем можит». Бомжиха схватила ее за руку, притянула к себе и, обдав Машу с головы до ног перегаром, смешанным с запахом сто лет немытого тела, показав два нижних гнилых зуба, прошипела: «Хорошая девочка! Хочешь у меня жить?» Маша страшно перепугалась, вырвалась и до школы неслась как угорелая, боясь посмотреть назад. А после школы долго ждала маму, потому что страшно было снова спускаться в бомжовый тоннель. Теперь Маша была большая и точно знала, как надо себя вести, когда незнакомые взрослые пристают на у лице к детям – об этом им рассказывали на ОБЖ. Но неприязнь к двум опустившимся людям стойко сохранялась, и Маша предпочитала даже не смотреть в их сторону.

Но сегодня что-то было не так. Боковым зрением она заметила палевое пятно, расположившееся между бомжами. Маша остановилась и буквально вросла в заплеванный пол подземного перехода – у кафельной стены лежал Лёлик. Правда, выглядел он довольно плачевно: грязный, помятый и сильно похудевший, он смотрел на идущих мимо прохожих нехарактерным для него затравленным взглядом.

– Лёлик, – прошептала она одними губами и, вытащив мобильник, набрала Пашин номер.

Маша была лаконична и тут же дала отбой, но бомжиха заметила взволнованную девочку, не сводящую глаз с собаки.

– Чего пялишься? Иди куда шла! – Бомжиха злобно зыркнула на Машу.

– Откуда у вас эта собака? – от страха и волнения Машин голос прозвучал слишком тихо в гулком туннеле подземного перехода.

– А тебе какое дело?

– Это чужая собака. Вы ее украли!

Бомжиха медленно встала и, упершись в Машу маленькими холодными глазками, угрожающе двинулась ей навстречу. Маша побледнела и попятилась. Больше всего на свете ей захотелось повернуться и убежать, не оборачиваясь и не останавливаясь. Но она понимала, если сейчас дать слабину, поддаться паническому страху, подобравшемуся к самому горлу и сковавшему ледяными цепями ноги, то Лёлика уже не найдешь. И она решила бороться до конца. Глубоко вдохнув воздух, она постаралась крикнуть как можно громче:

– Лёлик!

Несмотря на то, что ее возглас прозвучал довольно сдавленно, Лёлик, до того лежавший палевым ковриком для ног, резко поднял голову. Маша!

Лёлик вскочил, обезумев от счастья, и с радостным лаем бросился к своей спасительнице. Но тугая веревка больно впилась в горло. Лёлик упал, задохнулся и жалобно заскулил.

– Вали отсюда, а то твоя мама будет долго и горько плакать, – зашипела бомжиха и замахнулась локтем на Машу.

Маша попятилась, наступила на брошенную кем-то банку от «Спрайта» и, взмахнув руками, упала назад. Если бы не рюкзак с формой для физкультуры, смягчивший падение, Маша бы сильно ушиблась. Сейчас же она вообще не почувствовала боли от падения. Бомжиха нависла над Машей, обдавая ее омерзительным запахом. Маша с ужасом видела, как мужчина-бомж, до того равнодушно наблюдавший за происходящим, сидя на ящике у кафельной стены, поднялся и встал за спиной у бомжихи.

– Брось ты ее, Халера, она на нас ментов наведет, – обратился он к бомжихе и смачно плюнул на пол.

– Отдайте собаку! – Маша сама удивилась, как окреп ее голос, и это, вероятно, произвело впечатление на бомжей. Потому что бомжиха вдруг повернулась к ней спиной и пошла по направлению к Лёлику. Она отвязала его от ржавой трубы, собрала разбросанные на полу грязные тряпки в огромный грязный целлофановый мешок и посмотрела на Машу:

– Ладно, забирай свою блохастую шавку, только кто нам заплатит за ее хранение-содержание. Жрет она, между прочем, у тебя как удав, правда, Сеня? – бомжиха незаметно подмигнула своему напарнику.

Маша уже встала на ноги и потирала ушибленный бок.

– Сколько?

– Так, давай будем считать: ночлег – полтинник, не меньше, – бомжиха закатила вверх глаза и стала загибать пальцы, – ужин, завтрак, обед, опять ужин… Так… еще рублей триста… В общем… 500!

Непонятно, как при сложении пятидесяти и трехсот могло получиться 500 рублей, но это было сейчас не важно. Маша понимала, отпускать Лёлика с бомжами нельзя, но и такой суммы у нее в кармане не было.

– Я вам завтра отдам, честное слово! – взмолилась Маша. – Нет, даже сегодня. Только попозже, у меня с собой нет.

– Отдашь, конечно, отдашь, куда ж ты денешься! Только, как принято говорить в интеллигентных кругах: утром деньги – вечером стулья, вечером деньги – утром стулья. Так что думай, девочка, побыстрее, пока сумма не подросла. После обеда на том же месте! – бомжиха улыбнулась Маше беззубым ртом и, послав ей воздушный поцелуй, двинулась вверх по лестнице перех ода, уволакивая за собой упирающегося всеми четырьмя ногами Лёлика.