Лекции по искусству. Книга 5 - [19]

«В стране лентяев»

«В стране лентяев» (фрагмент)

Вот его гениальная картина «В стране лентяев». Она небольшая и как все его картины ее надо внимательно разглядывать. Запомните, его картины требуют рассмотрения. Здесь мы видим валяющееся человечество в трех его основных сословиях: интеллигент, ученый-философ и рыцарь. Когда смотришь на эти фигуры — они все спят. Никто не действует, все находятся в летаргическом угаре. Но они не просто спят, они еще и мечтают во сне. Посмотрите у одного мечта какая: яйцо сваренное в нужной консистенции — у него срезана верхушечка и ложечка торчит. И это яйцо бежит к спящему со всех ног. А еще есть курочка, книги валяются кругом, писатель или как говорил Гоголь: «Философ…», имея в виду совсем другое. Так что их объединяет? Ничего неделание и вера в то, что все придет само, как во сне. Брейгель так смешно это изображает, у него такой ядовитый сарказм.

У него есть целая серия «Вифлеемского избиения младенцев». В Брюсселе даже зал есть такой. Конечно, помимо того, что он жил в такую перенапряженную эпоху, поэтому избиение младенцев.

«Вифлеемского избиения младенцев»

Эта картина называется «Преклонение волхвов». Огромная картина, большая. Что значит художник — он был невероятным рассказчиком. Они все были таковыми и пытались рассказать каждый на своем языке аллегории и метафоры. Когда я впервые увидала эту картину со мной случилось просто невероятное впечатление осознания этой работы. Какая то ее особая композиционная острота. На ней нарисована невероятная группа.

«Преклонение волхвов»

Вот Мадонна держит в руках ребенка. Никто не понимает, что делается. Но меня поразили волхвы. Особенно тот, что в центре. Плешивый. На нем надета одежда, завязанная сзади. И болтается длинный пустой рукав. Словно волхв безрукий и в рукаве ничего нет. Эта линия вся настолько активная, с точки зрения эмоционально изобразительной, что ее не надо разбирать по деталям, вы запоминаете ее сразу. А посмотрите, какое у нее лицо, какие гримасы. Но больше всего мне нравится Каспар (или Гаспар, или Каспер). Оторваться от этого негра вообще нельзя. Если когда-нибудь, кто-нибудь из вас будет в Лондонской национальной галерее, обязательно посмотрите эту картину. Она удивительна по своей драматургии. На Каспаре белая одежда из бедуинской валяной шерсти. Он так богато одет, такая элегантность. До какой же степени это белое пятно красиво написано. С каким вкусом он все это писал. Эти складки. А посмотрите на еще один персонаж. Кто-то, что-то шепчет ему на ухо. А ему парень шепчет: «Ты посмотри сюда, налево». А кто там слева? Войска царя Ирода. Стоят, глазеют. И этот персонаж даже головы не поворачивает. А ему на ухо рассказывают, что будет и чтобы он уносил ноги.

То есть для Брейгеля очень интересна вся евангелическая история, как и всякого адамита. Она имеет для него большое сакральное значение. Он рассматривает эту ситуацию с точки зрения психологического фактора. А тот слушает. Вот, сейчас уйдут волхвы и он свою жену с ребенком в мешок и тикать. Написано просто блестяще. Брейгель великий психолог, историк, первый исследователь массового человеческого сознания — сознания как такового.

Но когда историческое время очень сильно ударило его под коленку, наступило время страха. Когда пришли испанцы, возникло слово Родина, дом, Отечество. Именно с этим периодом связана его поэтическая серия «Времена года». Вся эта серия находится в Вене — там лучшее собрание Брейгеля.

У Брейгеля утонченное чувство правды деталей. Как у Феллини. У того было такое же чувство деталей. Недавно показывали «Амаркорд». Много вырезали, но глаз оторвать нельзя. До чего он точен в деталях. И так же у Брейгеля. И в одежде, и в еде, и в людях. Для изучения культуры времени. Он задолго до Фрейда и Юнга исследовал сознание и объяснил, что вся тайна сидит внутри. У него есть все: и вес предметов и вещей, и повторение времени.

Конечно, ничего тут уже не поделаешь, но все равно он пришел к тому, от чего и ушел, сделав спираль в 3,5 поворота и в той же самой точке сказал: «Нет, равнодушная природа будет красотою вечною сиять, а человечество обречено, потому что слепые останутся слепыми, а когда слепые ведут слепых…».

Слепота — это слепота. Человек, которого ослепили, чтобы тот прозрел. Глаза не есть орган зрения — это сознание. Не зря Бродский говорил: «Человек есть то, что он видит». У него есть такая максима. Он не может видеть всего. Зрение очень избирательно. В нем есть то, что мы не видим, а осознаем. Поэтому вот эта его слепота, она — слепота невидимая и видимая, но она слепота. Я хочу сказать, что Брейгель, конечно, один из самых, если не самый трагический, безысходный и безнадежный художник в мире. Я не могу поставить второго рядом, потому что греческая трагедия всегда катарсис. Царь Эдип шикарно вышел из положения, потому что восстановил через осознание гармоническую мировую ось. Он восстановил ее в себе. Когда Веронский герцог над горой трупов, имея со всех сторон Монтекки и Капулетти, произносит слова — это катарсис — это искупление, а здесь, как писал Окуджава: «искупления не будет». По Брейгелю мне очень трудно назвать рядом с ним настоящего художника такого класса (современные ни в счет), который бы так строил пространство и мог найти свой язык, свой мазок, свой цвет и пластику. Когда вы его узнаете, не будучи с ним знакомыми, то, если будь человек рефлексирующий — у него был бы высокий уровень. Не случайно его картины не были сожжены. По какой причине он хотел, чтобы его работы были сожжены? Зрячесть его была бы калекой и поэтому вы можете обо все этом забыть и рассматривать его работы с точки зрения цветовой выразительности, через цвет и свет. Так что мир за Нидерландами идти не мог — это была бы безвыходность. Мир должен быть за итальянцами. У них опера была. У них были такие живописцы, такой палладиум, архитектура, развитие. За ними шла литература и поэзия. Они создали карнавал. А в нем все: и жизнь, и смерть.