Лекции по искусству. Книга 5 - [17]

Я не хочу делить Брейгеля на этапы. Я хочу показать его абсолютно иначе, в другом ракурсе и хочу сказать, что он был великим мастером кисти. Он писал гениально и очень разнообразно. Но с другой стороны он был первый, а может быть и единственный художник эпохи позднего Возрождения, которому было совершенно точно понятно историческое мышление в искусстве. Мне очень трудно назвать другого художника в искусстве, которому был бы свойственен тот же самый историзм. И «Вавилонская башня» имеет к этому отношение. Это, так сказать, обреченность утопии: «Давайте, возьмемся за руки, друзья, чтобы не пропасть»; «А давайте споем, что-нибудь замечательное»; «А давайте вместе сделаем что-нибудь такое, чтобы спасти сразу все человечество!». А ради этого мы даже человека можем убить, который нам мешает. И потом такое замечательное сделаем! Понимаете? Не было у него изначальной идеи взяться за руки и спеть. Поскольку он был полностью на линии адамитов и изначально не было никаких других обществ, поэтому он создает такие удивительные вещи. В этой башне заложена Вселенская идея. Именно Вселенская, а не историческая.

«Вавилонская башня», 1563

Эта башня стоит не только посреди Вселенной — она, как бы вбирает в себя всю Вселенную. Я не могу ответить на все вопросы, потому что для этого надо погрузиться в материалы другого свойства.

Посмотрите на фигуру Царя Соломона. Она мерцает. И знаете почему? Потому что у царя Соломона было имя устроителя этого храма. Очень странного человека звали Хирам. И он — его жертва, легла в фундамент храма. Соломон построил храм весьма временный, но нечто было такое в идеях этого храма, что он существует до сих пор. Напомните мне через занятие, чтобы я рассказала вам подробнее о храме и почему Брейгель всегда был около этой башни.

Царь Соломон

Саму архитектуру башни он делал в четырех или пяти вариантах. Я кое-что видела собственными глазами. Это невозможно смотреть. Это как Босх — подходите и начинаете глазами не смотреть, а читать. Смотрите, по всем террасам люди ходят какие-то, технику возят. Обратите внимание на то, как Брейгель построил внутреннюю архитектуру. Храм в храме. Когда вы смотрите на это сооружение, она напоминает что-то немыслимое, с точки зрения рукотворного творения. Это очень мощная рукотворность. И такой здоровый. Тоже самое поражает в пирамидах и в готических соборах. Как можно было так построить?

«Вавилонская башня», после 1563

«Вавилонская башня», 1565

«Вавилонская башня»

Гений коллективный. Как говорил Булгаков: «Разруха у нас в головах. Не в унитазах, а в головах». Последовательный был человек Михаил Афанасьевич. С унитазами все обстоит благополучно. Построили все гениально. Когда вы смотрите башню, то со всех сторон открывается такой центр Вселенной, где люди живут вместе, где они понимают друг друга. Но потом они рассыпаются на языки. Что значит на языки? На взаимное непонимание. Отсутствие понимания. Отсутствие слуха. Не слышим мы друг друга, поэтому мы ничего и никогда не воздвигнем, даже, если захотим.

Архитектуру знали, число знали. Как вообще он делает? А как архитектуру-универсум. Какое-то идеальное строение. Нет, это невозможно. Все равно будет столпотворение и неслышимость. И все это будет сыпаться и сыпаться. Такая вот общая идея.

Какие здесь поразительные детали, строительные приспособления, люди строят, носят, чего-то ваяют. Все рассыпалось, а они все равно делают — башня большая, откуда они знают, что там с ней случилось.

Из великих ранних произведений Брейгеля я хочу показать вам две картины, которые я видела сама и прекрасно рассмотрела. Первая картина «Падение Икара». Только никакого Икара вы здесь не видите, впрочем, как и его падения.

«Падение Икара»

Вы видите удивительную идиллическую картину жизни. Очень мирную. И у Босха, и у Брейгеля есть одна прекрасная, просто замечательная особенность: у них «Страшный Суд» происходит в головах, а природа, как божье творение всегда невинна. Она необыкновенна чиста и величественна, как творение. Вот только человек у Господа не получился, что-то не заладилось. Но природу он создал — это нечто! Видимо, в первые дни все получалось так, как надо, а когда человека делал, видимо, подустал. Вообщем, где-то, что-то. К природе не придерешься. Она прекрасна. Какая вода замечательная, какое солнце светит, благодать.

Самое замечательное в картине то, что здесь отображена сельская идиллия. Кораблик стоит, на мачту матросы карабкаются. В центре картины пастух на небо смотрит. Но он не видит никакого падения Икара — он греется на солнышке. Овечки такие беленькие. Посмотрите на пахаря. На нем алая рубаха и длинная безрукавка, которая лежит красивыми складками. Он поднимает пласты земли и это соединение складок и пластов очень организует картину и она притягивает к себе взгляды. И ты смотришь и говоришь: «Какая красота, настоящая идиллия!». Пахарь, пашущий землю, борозды, пастух овечек, море бесконечно спокойное, небо безоблачное, корабль. Смотришь и думаешь: А при чем здесь Икар? А он-то здесь, в море бултыхается. А тот кто сидит, он что видит его? Он ничего не видит. Ему это не интересно. Икар свалился с неба, а тому все равно. Это никому не интересно. Герой Икар, космонавт. Первый к Солнцу полетел на крыльях и шмякнулся у берега, совсем рядышком. И что? Тут что-нибудь шевельнулось? Никто и ничего. И это написал человек, который был гуманистом Возрождения. Какой героизм! Один сидит в носу ковыряется, второй на солнышке греется. Да им это в миллион раз важнее, чем «Гагарин» со своими делами. Ну, не говорили бы по радио о Гагарине и никто бы не знал об этом. Сидели бы своими делами занимались. Это не имеет значение. Происходит такое событие, которое должно всколыхнуть мир, а он стал мифом. В историю вошел он, а не другие. Вот так, господа, так было и так будет, потому что в головах что там? А ничего. Увлекательнейшая картинка и ее также трудно смотреть, как и картины Босха.