Лекции о сущности религии - [91]

Религиозное чудо имеет свое основание не во внешней природе, но в человеке. Религиозное чудо имеет своей предпосылкой какое-либо человеческое желание, человеческую потребность. Религиозные чудеса происходят тогда, когда есть нужда, когда человек хочет быть избавленным от какого-либо зла, от которого он, однако, пока дело идет естественным порядком, не может быть избавлен. В чудесах дает себя чувственно знать сущность религии. Как и религия, чудо есть дело не только чувства и фантазии, но и воли, стремления к счастью. Поэтому я в "Сущности христианства" определяю чудо как реализованное супранатуралистическое, то есть как осуществленное в действительности или как представленное осуществленным сверхъестественное желание. Я говорю сверхъестественное, потому что желания христианина по своему предмету и содержанию выходят за пределы природы и мира. Впрочем, желания вообще, по крайней мере по форме, по тому, как они хотят быть исполнены, супранатуралистичны. Я желаю, например, быть дома тогда, когда я нахожусь далеко от дома, на чужбине. Предмет этого желания не есть что-либо сверхъестественное; ибо я могу, ведь, достигнуть его естественным путем, стоит мне только отправиться домой. Но сущность желания такова, что я хотел бы сейчас же, не тратя времени, быть дома, что я хотел бы тотчас же оказаться в действительности там, где я нахожусь в мыслях. Если мы рассмотрим чудеса, то мы найдем, что в них опредмечивается, принимает чувственную форму, становится действительным не что иное, как сущность желания. Христос исцеляет больных; исцеление больных не чудо; сколько больных выздоровело естественным путем! Но он исцелял их так, как больной желал бы быть исцеленным: мгновенно, а не скучным, трудным и дорогим путем естественных целебных средств. "Он говорит, - замечает Лютер, - будь здоров! и больные делаются здоровыми. Следовательно, ему не нужно никакого лекарства, он делает их здоровыми своим словом". Христос исцеляет больных даже на расстоянии; ему совсем не нужно телесно передвигаться с места на место, чтобы исцелять; больной ведь не может дождаться своего врача; это именно желание является чем-то таким, что хочет иметь человека около себя, перенести его волшебным образом; желание не связывает себя рамками пространства и времени; желание не ограничено, не связано, свободно, как бог. Христос исцеляет, однако, не только болезни, которые могли бы быть преодолены естественным путем; он исцеляет и неисцелимые болезни; он делает слепорожденных зрячими. Искусство излечивает и слепорожденных, но лишь в том случае, когда слепота излечима, когда, стало быть, исцеление не есть чудо. "С тех пор, как мир стоит, ни разу не случилось, чтобы кто-нибудь слепорожденному раскрыл глаза. Если бы исцеливший не был от бога, он не мог бы этого совершить".

Но и эта божественная чудотворная сила делает лишь чувственно доступным, наличным силу человеческих желаний. Для человеческого желания нет ничего невозможного, недостижимого. Христос пробуждает мертвецов, как, например, Лазаря, "который уже четыре дня находился в гробу", "который уже смердел". Но мы каждый день в наших желаниях, в нашей фантазии пробуждаем дорогих нам мертвецов. Правда, мы остаемся при одних лишь желаниях, при одной лишь фантазии. Но бог может выполнить то, что человек лишь желает, то есть религиозная фантазия воплощает в своих богах желания человека. Вера в бога и вера в чудеса поэтому - одно и то же; чудо и бог отличаются друг от друга лишь так, как действие - от действующего существа. Чудеса - это доказательства того, что существо, творящее чудеса, есть существо всемогущее, то есть существо, которое может исполнить все желания человека и именно поэтому и характеризуется человеком и почитается им как существо божественное. Бог, который не творит больше чудес, а стало быть, и не внемлет молитвам, не исполняет желаний, - за исключением тех желаний, удовлетворение которых уже заложено в естественном ходе вещей, естественно, возможно, которые, следовательно, и без него и без молитвы были бы исполнены, - есть негодный, бесполезный бог. Нет ничего более поверхностного, произвольного, чем то, как современные христиане, так называемые рационалисты, обходятся с чудесами, как они их упраздняют и тем не менее все же хотят сохранить христианство, христианского бога, как они хотят естественным образом объяснить чудеса и, стало быть, уничтожить тот смысл, который имеет или должно иметь чудо, или как-нибудь иначе самым легкомысленным образом от них отделаться. Один современный, уже ранее упоминавшийся рационалист приводит даже в защиту своего поверхностного и легкомысленного толкования чуда следующее место из Лютера:

"Так как гораздо большее значение принадлежит слову, чем поступкам и делам Христа, то если бы нужно было выбирать, то лучше было бы лишиться дел и происшествий, чем слова и учения; поэтому надлежит превыше всего воздать хвалу тем книгам, которые больше всего трактуют об учении и слове господа Христа. Ибо если бы чудесных деяний Христа и не было, и мы бы о них ничего не знали, то нам все же достаточно было бы слова, без которого у нас не было бы жизни". Если Лютер порой и равнодушен к чуду, то он имеет в виду чудо, рассматриваемое без религиозного отношения, без веры, как некоторое историческое, то есть прошедшее, мертвое событие. Что толку другим людям от того, что тот или другой еврей был чудесно исцелен, тот или другой был чудесно накормлен? Чудо, как исторический факт, простирает свое влияние лишь на то время и на то место, когда и где оно произошло; око, правда, в этом смысле имеет, как говорят рационалисты, лишь относительную ценность, только для современников, у которых эти чудеса произошли на глазах и которым они пошли на пользу. Но это отнюдь не есть истинный религиозный смысл чуда.