Лекарство от зла - [18]

Грязные мысли пенятся в пиве. Все, нет на земле места, где я могла бы почувствовать себя любимой. Вот так тесно стало на земле.

Пятнадцать пивных голов

В поезде, во время третьей кружки пива знакомлюсь с мужчиной моего возраста. Выглядит прилично. Пахнет «Ятаганом». Бабушка пахла яблоками и корицей. Чистые запахи.

Понимаю, что он принадлежит к читающей публике. Знает много о дзэн-буддизме и даже имеет представление о даосизме. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Боюсь, не галлюцинация ли это. Угощаю его пивом. Пьет. Значит, не мираж. Обмениваемся с ним телефонами и туманными обещаниями о возможных встречах. Мы говорим о музыке и литературе, об отсутствии справедливости и о своем пришибленном поколении. Он сказал: обреченные. Сам-то он мало похож на обреченного неудачника, значит, в его жизни что-то не так. Прибываем. Зло не ждет меня на вокзале. Никто не ждет меня. Могу пойти домой, могу не пойти. Это только мое дело. Я иду.

Когда я не на работе, то мечтаю. Теперь у меня есть — о чем. Я представляю себе принца, о котором давно уже перестала мечтать. Погружаюсь в фантазии. Звоню по телефону мужчине из поезда, договариваемся о свидании. Свидание! Что-то давно забытое. Хочется верить, что оно будет приятным. Надежды. Однако же надеваю узкое платье и даже решаю накраситься. Одна встреча в кафе, вторая встреча в кафе, одно кафе за другим, бесконечные разговоры о смысле нашей ничтожной жизни, водка, томатный сок и только через полгода он приглашает меня к себе. Пуховые матрасы, пуховые одеяла, пуховая обстановка. Роскошь. Не из господ ли он? Нет. Наш принц — педераст. Его близкие работают в Африке, как негры, чтобы принц мог вот так жить. У него есть все, кроме одного. Вот так-то. Очень хорошо тоже не есть хорошо. Мы смотрим порно- и гей-фильмы. Он возбуждается, онанирует. Натирает свою палку, натирает, полирует свой нефритовый меч. Ему нужно прикрытие для общественного мнения. Ведь общество нехорошо смотрит на гомосексуалистов, не принимает их извращенности, не назначает их на руководящие должности. Общество ведет себя так, будто не замечает их. У нас нет педерастов. Он предлагает мне выйти за него замуж. И этот думает сделать меня счастливой, но на определенных условиях. Я должна буду кое-что делать и на кое-что закрывать глаза. Если его любовник меня захочет, я не должна ему отказывать. А почему, собственно, — нет? Разве есть что-то, чего я еще не испытала в жизни. Наши близкие знакомятся и по всему видно — нравятся друг другу. Никто ничего не подозревает. Мне становится тоскливо, ужасно противно. За обычной извращенностью скрывается зло. Я чувствую его. События сходят со знакомых рельс и подвергаются первой метаморфозе. Все вечера наполнены гадостями и жестокостью. Ага! С этим я уже знакома. Зло любит тортики. Я покупаю тортики. И электрические лампочки, которые перетираю в пыль. Все начинается с болей в животе и диареи. Ставят диагноз — дизентерия. Я хожу к нему в больницу и ношу туда тортики со стеклянной пылью. Все заканчивается, как обычно. Внутреннее кровоизлияние. Неизбежный конец.

Да. Чем-то я привлекаю зло. Может быть, противным запахом страха? Может быть, своей лоснящейся кожей. Отсутствием самопонимания? Порочной бедностью? Борьбой внутри меня? Разве узнаешь? Чем-то.

Впервые я иду на похороны. Пришло много народа, большинство — порядочные гомосексуалисты. Друзья. Кто бы мог подумать, что они существуют. О них вообще нигде не говорят. Оказывается, их очень много. Большая Марго, Бетти, Лючия, Венера, Евдокия, Олимпия, Мануэлла (от Мануш). Не особенно добрые, но и не злые, сентиментальные грубиянки, ревнивицы, пшик. Они ничего не хотят, только чтобы ты их допустил до себя. Ругаются между собой. Исчезают, вновь появляются, как бабочки вокруг ночника. Порхают, сталкиваются. Под брюками они носят черные чулки со швами и пояса с кружевами. Я могу только мечтать о таком белье. Они ходят к самым лучшим косметологам… На что только не идет человек, чтобы его любили.

На свете — ничего нового. Человечество потеет и напрягается ради чего? Ради одного мига счастья? Нет. Может быть, когда человек умирает, он понимает, насколько бесплодны были его попытки. На похоронах все, кроме потерпевшего, настроены философски. Я — глупая женщина. Глупые люди не ведут поиска смысла жизни. Они просто живут.

Шестнадцать голов

Я снова работаю. В библиотеке! О лучшей работе трудно даже мечтать! Я одна в своей смене. Как только закончу дела, могу читать. Я читаю до тех пор, пока глаза не переполнятся слезами. Прекрасные чувства, мысли, красота — все сохранено. Чем больше читаю, тем больше убеждаюсь, что мудрые люди очень бережно используют слова. Я подразделяю всех писателей на обыкновенных, мудрых и сверхмудрых. В последнюю группу входит всего одно имя — Лао Цзы. Вряд ли появится кто-то еще.

Во вторую категорию входят многие, но никто не сравнится с Сенекой, Марком Аврелием и Зеноном. (Интересно. Он даже слова после себя не оставил, но все ссылаются на его мудрость.) Чендлер, Хаммет, Фолкнер, Селинджер, Шекли — вторая категория многочисленна и доставляет мне огромное удовольствие. Я перечитываю прочитанное и никак не могу насытиться. А некоторых прочитываю и сразу забываю. Работа с книгами! Если есть на свете седьмое небо — я нахожусь на нем. Я не стою по очередям перед книжными магазинами каждый вторник. Мне не нужно собирать тонны бумаги в макулатуру, чтобы получить томик «Мертвых сибирских полей». Никто не пинает меня в бок, пока я пробираюсь к прилавку и хватаю первую попавшуюся книгу, даже не зная ее названия. Мне столько всего не приходится теперь делать, что я почти совершенно счастлива.