Лехнаволокские истории - [39]

О таком подряде можно было только мечтать: это уже неплохие деньги. Все неприкрыто радовались удаче.

Ждать до утра не стали: чем им еще заниматься, поспать могли и дома. Отправили только Суворова в магазин за хлебом и сигаретами, пока Женька осматривал соседскую теплицу, затем наспех перекусили чем бог послал и уже к шести часам вечера по выверенным Женькой размерам сделали разметку фундамента, вырыли траншею и даже стащили в нее бордюры — монолитные основы будущего сооружения.

Часов в одиннадцать вечера неожиданно нагрянул Михалыч. Удивился, что в такой поздний час мужики еще работают. Это польстило ему: они не показались лежебоками.

Он заехал сначала к Пашкину, где они стояли, но, узнав, что никто еще не вернулся с дачи, подкатил прямо сюда.

— Я только дома вспомнил, что завтра никого не будет, а вам понадобится инструмент и материалы. Вот ключ от сарая, — передал он Женьке ключ и, осмотрев траншею, одобрил: — Грамотно, грамотно. Молодцы! — похвалил он новых работников и стал прощаться: — Поеду, а то дома всё бросил, умчался на ночь глядя.

А, садясь в машину, бросил:

— Так держать!

Приезд Михалыча оказался кстати. Во-первых, он в который раз уверился, что «хохлам» действительно нужна работа. Во-вторых, понял, что они дорожат его доверием и им совсем не безразлично, как будет сделано то, что поручено, да и вкалывают за милую душу.

Новые силы будто наполнили их, и если бы не опустившиеся вдруг сумерки, они, наверное, и опалубку сколотили. Но выбирать не приходилось. Сложив инструмент, побрели обратно к Пашкину на постой.

Пока ужинали, пока пили чай, стрелки добрались к двум часам ночи. Ночь промелькнула как один миг. До полудня следующего дня бордюры выровняли, опалубку сбили, дело оставалось только за бетоном.

25

Неторопливой грузной походкой двигался по дороге Пашкин. Сегодня ему не пришлось долго искать, где бы опохмелиться. Едва вышел утром к калитке, как увидел, что с автобуса идет его закадычный приятель — Серега Мамаев. Давненько, с год, наверное, не показывался он в Лехнаволоке. По крайней мере, столько его не видел Пашкин.

— Серега, чертяка! — возликовал Пашкин. — Каким ветром?!

— Санек! — обрадовался и Мамаев. — Жив еще, баламут? А говорили: спился!

— Кто говорил? — возмутился Пашкин. — Когда?

— Встретил одного в городе… Может, он.

Пашкин ушам своим не поверил.

— Кто ж такой? Я его знаю?

— Да ладно тебе, Санина! — вспомнил старое, еще школьное прозвище Пашкина Мамаев, и Пашкин почувствовал, как нечто близкое и дорогое затеплилось в груди. — Не заводись! Хрен с ним, с мудаком этим… Давай-ка лучше грамм по сто дернем. Я вот с собой взял. Как знал — кого-нибудь из своих да встречу. Идем. Я-то, собственно, ненадолго: повидаю старушку свою и обратно. Но с тобой посидим по старой памяти, поболтаем.

Прихватил Серега с собой и стаканчик, так что по соточке, а потом и еще, приняли прямо у калитки. Пашкина долго уговаривать не пришлось. Потом пошли по переулку к дому Мамаева довольные и веселые.

— Как ты хоть? — поинтересовался Мамаев по дороге.

— Да потихоньку, — ответил Пашкин и поздоровался с дедом Митрофаном. Тот сидел, потухший, на лавке и смотрел вслед уходящему рейсовому автобусу.

Кивнул и Мамаев. Дед Митрофан спросил про свою внучку, не видал ли тот её в городе. Но Мамаев её не встречал.

— Если увидишь вдруг, скажи, мол, ждут в деревне, пускай приезжает.

— Хорошо, дядя Митрофан, передам обязательно, — пообещал Мамаев и зашагал дальше.

Еще раз спросил Пашкина, как тот живет, и Пашкин вдруг ни с того ни с сего стал ему жаловаться на свою безалаберную, пустую жизнь, чего раньше никогда не делал. Мамаеву аж интересно стало.

— Расскажи, расскажи, — пристал он к нему, не скрывая удивления.

— Да что рассказывать? Дерьмовая жизнь. Тут еще и пятерых хохлов Бог подкинул. Сидят на моей шее, как так и надо!

Мамаеву стало любопытно. Что за хохлы, почему стоят у Пашкина? Выслушав всё до конца, он расхохотался неудержимо.

— Ох и дурак ты, Пашкин. Так и живут у тебя? Неделю? И ты ничего?

Пашкин неловко передернул плечами.

— А чего? Что я могу сделать?

— Да везде умные люди за постой деньги берут, а ты? Знаешь же: там где побывал хохол, еврею делать нечего. Они тебе хоть копейку дали?

— Нет…

— Вот. Поэтому и дурак. Прикинь: если с каждого в день пусть даже всего несколько рублишек — это ж сколько у тебя в месяц выйдет? А? Целое состояние! Подумай, дурья башка!

Разволновался Пашкин. И думал об этом все время, как пил с Мамаевым. А Мамаев как сел на своего конька, так весь день с него и не слазил, подначивая Пашкина:

— Лохом ты, Санина, был, лохом и остался.

И даже садясь в автобус, отъезжающий в город, кинул провожавшему Пашкину:

— Дурак-человек!

Пашкин вернулся домой, но успокоиться не мог, ходил, тынялся из угла в угол, так и эдак обсасывая идею Мамаева. Удивительно, как эта мысль ему самому в голову не пришла? Надо было сразу плату за жилье потребовать, деньги-то у них водились! Пирс у Ефимовны слепили, он ни копейки не попросил, хотя закон был на его стороне. Теперь за теплицу у армянина взялись — деньги немалые. А он, дурья башка, что имеет с этого? Бардак в комнатах, вечное присутствие посторонних, бабы день через день — ни сна, ни отдыха! Нет, все-таки прав Мамаев, ой как прав!