— А все ли у вас тут в порядке? Недостач не бывает?
Елена непонимающе посмотрела на него:
— В каком смысле?
— В прямом. Как насчет маленькой проверочки?
Участковый глянул Елене прямо в глаза, и она не удержалась, отвела взгляд в сторону — так вот он куда гнет…
Он снял фуражку, и Елена увидела, что голова его не везде покрыта волосами. Такой молодой и уже плешивый. Но он как и не заметил её неловкости и продолжал ехидно ухмыляться.
— Сейчас закроем магазинчик и проведем маленькую ревизию. Для знакомства. Я думаю, что у такой милой дамы все бумаги в порядке, и ей не о чем беспокоиться, когда к ней наведывается налоговая или милиция, — так ведь?
Ленка онемела: да разве бывают магазины, где всегда все нормально, тем более такие, как этот, поселковый? Она ведь одна и за товаром ездит, и бумаги ведет, и торгует — за всем разве уследишь. И жить как-то надо, семья её — старушка-мать да пятилетний сын, — о них она прежде всего думает. Но разве знает об этом молодой наглый участковый? Разве он за шампанское деньги вернет? Подумала, но отдала. Да шут с ними, — с бутылкой и шоколадками… только бы не трогал, только бы в конец не разорил.
— Может, чего-нибудь еще? — Елена закипала внутри.
— Как-нибудь в другой раз, — милостиво пообещал участковый, небрежно засовывая подвинутое в «дипломат». — А насчет проверочки — не забывайте…
Он еще раз расплылся в улыбке.
— До скорого свидания!
У Елены камень с души свалился — все случившееся было так противно.
Как только милиционер ушел, она тут же бросилась выносить из подсобки очередной лоток с хлебом, чтобы отогнать тревожные мысли. Не нравилось ей все это, и не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться — еще не раз появиться здесь этот вымогатель, и ей придется за свой счет покрывать новые «участковые» расходы.
Вечером Виктор сидел у окна и смотрел на дорогу, Бражко готовил на кухне ужин, Женька рыбачил, Малой где-то гулял.
Пошел уже четвертый день их пребывания здесь, но складывалось впечатление, что время словно остановилось. Они пытались что-то делать, чем-то заниматься, но по большому счету ничего не менялось, воздух вокруг них по-прежнему был насыщен ожиданием и от этого становился плотнее и удушливее.
Виктор смотрел в окно и не видел ничего, мысль вроде появлялась в голове, но не имела ни начала, ни конца.
Бражко ходил по кухне, как сомнамбула, муха, попавшая в паутину на стекле, даже не дернулась, паутина не задрожала, паук не появился, тишина наполнила пространство, но не принесла успокоения.
Не было ничего хуже, чем слышать эту давящую тишину, и Виктор даже обрадовался, когда с прибытием на остановку автобуса она исчезла.
Автобус отправился на Суйсарь, а пассажиры один за другим стали разбредаться по своим проулкам, исчезая из его поля зрения. Только один человек направился в их сторону. Это был Саленко. Он шел тяжело на полусогнутых коленях, пересек дорогу, приблизился к калитке. На его плечах висел Суворов.
Виктор испугался, выбежал навстречу.
— Что-то случилось? — с тревогой спросил он.
— Да нет, все нормально, — не скидывая ноши, ответил на ходу Саленко. — Просто человек выпил.
— Ничего себе выпил, — Виктору показалось, что Суворов на пороге смерти, а тот всего лишь перебрал.
Саленко донес Суворова до его постели, и только там сбросил с плеч.
Суворов упал навзничь, так и не подавая никаких признаков жизни.
— Он хоть дышит? — спросил Виктор.
Саленко включил у изголовья ночник.
— Дышит, дышит. Только не воспринимает ничего. Все говорил мне: ты не бросай меня, не бросай, а то я уже раз заблудился здесь. Чего лопотал? А вообще намучился я с ним. И в городе, и когда через понтон перебирались. Я, правда, упросил водителя не выносить его из автобуса. Он так и переехал, чудом не свалился, повезло. А с Иваном так ничего и не вышло, не встретили мы его, не нашли.
«Да кабы и нашли, толку-то?» — подумал Виктор с огорчением.
Голова шла кругом. Что теперь делать? Как жить?
— Эх-ма! — прервал его размышления Саленко. — Смотри, какая комната-то у него, не комната, а прямо келья.
Резник поднял голову и прищурился, привыкая к темноте вне полосы света. Саленко был прав, комната Пашкина на самом деле походила на монашескую келью. Стены ее были завешены репродукциями икон и церковными календарями, три или четыре иконы стояли на комоде, рядом лежали религиозные книги: евангелие, псалтырь, молитвослов. Над иконами к стене прибито крупное деревянное распятие, вырезанное, очевидно, вручную каким-то самодеятельным умельцем.
— Во, Мишаня дает, а по нему совсем и не скажешь, что он такой набожный. Грехи, что ли, старые замаливает? — улыбнулся Саленко.
— Почему бы и нет? — сказал Резник. — Может, у него их как у последнего грешника накопилось.
— Да грехов у кого хошь миллион, не все только замаливают их.
— Не все, может быть, осознают. Или время не пришло.
Резник не успел закончить свою мысль. Неожиданно позади них раздался незнакомый голос:
— Так, так, так… И кто ж тут хозяином будет?
Саленко с Резником обернулись. В сенях, скинув форменную фуражку и приминая вокруг плешины взлохмаченные сальные волосы, стоял милиционер, тот самый, с которым Виктор столкнулся утром в магазине.
