Легкое бремя - [8]

Здесь утверждаю жизнь мою,

Здесь не молю и не желаю.

И ничего не проклинаю,

И ничего я не люблю.

Как просто и светло вокруг!

Какою ясностью одеты

Слова, и люди, и предметы,

И ты, — как все, далекий — друг.

Мой взор встречает пустоту.

Он не обрадован, не ранен.

Мой ясный ум не затуманен.

Что дать ему, — ужель мечту?

Так ручеек долиной злачной,

Не отражая ничего,

Бежит… Как легкий ток его,

Как волны, становлюсь прозрачной.

«Как сладко стать ребенком снова…»

Как сладко стать ребенком снова,

Гореть от непонятных снов,

Поверить в радостное Слово

И чутким ухом слышать зов.

В слезах горючих и нежданных

Болеть, скорбеть не о себе,

Молиться о далеких, странных

Чужой нерадостной судьбе.

«Вы опять подкрались незаметно…»

Вы опять подкрались незаметно,

Дни без дум, сомнений и тревог.

Все вокруг так тихо и приветно,

Сердцу радостному близок детский Бог.

Ветер клонит пожелтевший колос,

Тихо зыблет флаги на судах.

Вдалеке звенит твой робкий голос.

Я иду, замедлив робкий шаг.

ПОЭТИЧЕСКАЯ ФАНТАЗИЯ БУРЖУА

Когда замерев,

Вершины дерев

Пред близкой грозой затихают

И (сумрачный час!),

Как слезы из глаз,

Янтарные листья роняют;

А там, вдалеке,

На светлой реке

Шумит городок незатейный,

Где бюргер бежит

(О, горестный вид!),

Спешит на обед свой семейный;

В осеннем саду

Сижу я и жду

(Меня тишина не обманет),

Как съежится мгла,

Взовьется стрела

И в сердце небесное грянет.

Навстречу бегу

Я вихрю-врагу,

Кружусь в золотом листопаде,

А ливень поет

(Песнь горных высот!),

Сечет меня спереди, сзади…

Ах, весь я промок,

Бегу в городок,

Спешу. Иль мне не торопиться?

Туда, где фонарь

Желтеет, как встарь.

Эй, кружку! Скорей! Не возиться!

Вакханты(«Июльский день так прян и пышен…») [24]

М.Х.

Июльский день так прян и пышен

В убранстве, ярко-золоченом.

Пригоршню спелых красных вишен,

Смеясь, ты бросила в лицо нам.

Мы за тобою без дороги

Сквозь чащу лип и туй зеленых.

И смех в чертах притворно-строгих,

Вишневой кровью обагренных.

1907

ИЗ ЦИКЛА «ЛЮБОВЬ»

I. «Мерцанье строгое полночных свеч…»

Мерцанье строгое полночных свеч.

Колонн порфировых тяжелый ряд.

И ты безжалостно заносишь меч.

И ты бестрепетно подносишь яд.

Струистым облаком плывет напев.

Как бледны лица у суровых жриц!

Ты, длани снежно-белые воздев,

Стоишь. Я в трепете повергся ниц.

О, страшен выбор мой! Иль сладкий яд,

Иль меч, сверкающий в нагих руках.

Дай чашу: видишь ты, мой ясен взгляд.

Да краток будет твой звенящий взмах!

II. «Не скажу тебе, зачем я в час, когда приходишь ты…» [25]

Посвящается Грэси

Не скажу тебе, зачем я в час, когда приходишь ты,

На пороге рассыпаю снежно-белые цветы.

Не скажу тебе, зачем я, как я в комнате одна,

Алый цвет заткнувши в косы, тихо сяду у окна.

Сам ты знаешь! Угадаешь! Сердце скажет, ум поймет,

Белый цвет о чем расскажет, алый цвет о чем споет.

Я скажу тебе, зачем я в час, когда луна нежней,

В огонек лесной бросаю горсть примятую стеблей,

Что за грешную молитву шепчут бледные уста.

А вокруг меня ночная, неживая красота.

И в лесной огонь бросая горсть примятую стеблей,

Об одном молюсь я небу — чтобы умер ты скорей.

1907

«Яркий день обманет…»

Яркий день обманет,

Яркий день измучит.

Ясный вечер глянет,

Тихому научит.

Приходи из дому

Ты к ручью лесному.

Там и струи плещут,

Там и звезды блещут.

Нож и светел и остер!

Разведу я мой костер!

Мы никем не зримы

Будем до утра.

Будем до зари мы

В пламени костра.

С раннею зарею

Ты уйдешь домой,

Унося с собою

Тихий пламень мой.

Тихий пламень разгорится,

Вырастет пожар.

Будет часто сниться,

Будет больно биться

Память летних чар.

Ночью зимнею, больная,

Не заснешь, грустя,

Колыбель качая,

Песней усыпляя

Чар лесных дитя.

Сонет («Вставал закат, блистателен и строг…») [26]

Вставал закат, блистателен и строг,

За старых сосен медными стволами.

Вы шли со мной, объяты злыми снами,

И я ваш вздох невольный подстерег.

Вдали хрипел над сизыми полями

Надорванный тоскующий рожок.

День уходил. Блистателен и строг,

Стоял закат за медными стволами.

И в вас была торжественность заката

И девственность вечерней тишины.

И только вздох — как дальний звук струны,

Мне рассказал про горькое «когда-то»,

Про злую тень, что навсегда легла

На матовость высокого чела.

1907–1908

«Мне радостей не принесла…» [27]

Мне радостей не принесла,

Живой водой не напоила,

Ты в чашу темный сок лила

И мне со смехом подносила.

Из гроздий ядовитый сок

Ты выжимала не однажды, —

И я испил и изнемог,

И вновь томлюсь от смертной жажды.

И жажда с болию одно!

Но в равнодушии глубоком

Ты мне сухое кажешь дно,

Еще запятнанное соком!

О светлых водах мне забыть!

Сгораю от нечистой жажды

Вина, что ты дала испить,

Но выжимала не однажды!

«Белой рукой…»

Белой рукой,

Нежной рукой

Сердца коснулась,

Покой

Даровала ему,

О, Безнадежность!

Мне улыбнулась.

Улыбки твоей не пойму.

О, как легки, как прозрачно-туманны

Вы, что теперь так далеки!

К вам моя нежность,

Щемящая нежность моя.

Вы не желанны.

Вопли надежды умолкли.

В сердце только любовь,

Только нежность.

О, Безнадежность,

Целительница.

«Как аромат полыни горькой…» [28]

Как аромат полыни горькой,

Струится сонно безнадежность,

И ты, любви последней нежность,

Горишь задумчивою зорькой.

Тебя царицею венчали.

Но праздник жизни дико-шумный,

Дитя! не стоит он бездумной

Всеозаряющей печали.

Тебе, бледнеющей невесте,

Несу я воли зов знакомый.