Легкое бремя - [7]

Шрифт
Интервал

Недоброй гостьи берегись.
Беги полночного окна.
Она страшнее, чем гроза.
Она к стеклу прильнет, как вор.
И будут белые глаза
Глядеть тебе в лицо. В упор.
А ночь идет. А сон далек.
А горло сдавлено в тиски.
И белоогненный поток
В твои вливается зрачки.
А ночь идет. Огонь потух.
И мрак — всевластный господин.
Не воет пес. Молчит петух.
И с нею ты один. Один.
И медлит ночь. Часы ползут.
Улиток ход стократ быстрей.
Она с тобой. Она вот тут.
Ты не сведешь с нее очей.
Огнем горит недобрый зрак.
Все — яркий свет. Все — белый свет.
Упала ночь. Отпрянул мрак.
Но свет дневной не будет. Нет.
1907

Меблированные комнаты («За стеною матчиш на разбитом пьянино…»)[17]

За стеною матчиш на разбитом пьянино.
В коридоре звонки, разговор, беготня…
О, как грустно на склоне осеннего дня!
За стеною матчиш на разбитом пьянино.
Мелких звуков растет и растет паутина.
Близко звякнули шпоры… Постой, не беги!
Шелест юбок… Целуй! И затихли шаги…
За стеною матчиш на разбитом пьянино.
О Великий Господь, Властелин мой единый!
Как придет за душой моей дьяволов рать,
Неужель будет так же, все так же звучать
За стеною матчиш на разбитом пьянино?!
1907

«Сухой осенний резкий воздух…»[18]

Сухой осенний резкий воздух.
Ни облачка. Лазурь чиста.
И на чернеющих бороздах
Ворон крикливая чета.
Деревья черны, длинны, худы.
Не слышно листьев под ногой.
Их рдяно-золотые груды
Умчались в пляске вихревой.
Иду. Далек мой путь бесцельный.
Давно со мной моя тоска.
И голос ласково-свирельный
Уж не зовет издалека.
И в этой четкости осенней,
И в чистом небе узнаю
Мечту увядшую мою
Давно, без слез и сожалений.
1907

В СУМЕРКАХ[19]

I. «Окна завешены шторами…»

Окна завешены шторами,
Трещит, разгораясь, камин.
Сердце биеньями скорыми,
Сердце больными укорами
Твердит: ты один! ты один!
Маятник ходит размеренно,
Усталых часов властелин.
Угли трещат неуверенно.
Сердце стучит: все потеряно!
Стучит: ты один, ты один!

II. «Стучится в дверь рука упрямая…»

Стучится в дверь рука упрямая.
Войдите! Скучен мой досуг.
И дверь открыв, вошла Тоска моя,
Старинный, неизменный друг.
Подсела к жаркому камину ты
И смотришь на игру огня.
Зачем так строго брови сдвинуты?
Иль разлюбила ты меня?
Иль не с тобой часами длинными
Вели мы тихий разговор?
И кружевами паутинными
Усталый застилался взор.
И ночью, молчаливо-думная,
Склонившись ласково ко мне,
Не ты ли, кроткая, бесшумная,
Со мной рыдала в тишине?
1907

«Волной расплавленно-холодной…»

Волной расплавленно-холодной
Горит ручей,
В степи пустынной и бесплодной,
В степи моей.
Кругом поломанные травы,
Суха земля.
Вдали пленительной дубравы
Мои поля.
И жду, изведав солнца ярость,
Тоской объят,
Его пылающую старость,
Его закат.
1907

«Склоняется мой день простых и молчаливых…»

Склоняется мой день простых и молчаливых
Ненужных дел.
В томительных и пламенных отливах
Земных небес предел.
О злая скорбь моя! Пусть пурпурные крылья
Простер закат,
Но стоны злобные унынья и бессилья,
Как коршуны, парят.
И плавный их полет, уверенный и властный,
Быстрей, быстрей.
О злая скорбь души моей бесстрастной,
Сухой души моей.
Сбрось тягостную власть тоски твоей усталой,
Гори, гори!
О, никогда такой мучительной и алой
Я не видал зари!
1907

«Брезжит утро. Свет неверный тихой ночи метит грань…»

Брезжит утро. Свет неверный тихой ночи метит грань.
Дух упавший в бездну, слышит некий властный глас: восстань!
А в пещере тесной, смрадной, в свод ширяяся крылом,
Нетопырь трусливо-жадный лик свой кроет перед днем.
В белом небе на востоке, словно лик задернув свой,
Розовея, чуть алея, солнце всходит над землей.
Но мгновение, и с лика скинув легкую чадру,
Вольно, радостно и дико мчится в ярую игру.
И на тихой сонной глади ставит яркую печать.
«Лучезарный Бог твой — Солнце!» — может каждый прочитать.

«За темной рощей на лугу…»[20]

За темной рощей на лугу
Горят огни Купальской ночи.
И красный свет слепит мне очи.
Я в сердце тайну берегу.
Тревоги полон суеверной,
Иду я чрез полночный сад.
И тени путь мой бороздят
Игрой причудливо-неверной.
Иду. И страха грудь полна,
И жуть огнем взыграла красным.
На небе чистом и бесстрастном
Стоит злорадная луна.

«Душа твоя, как тихий звон…»

Душа твоя, как тихий звон
Апрельских вечеров.
Страстей земных не будит он —
Далекий чистый зов.
В росистом воздухе полей,
Над лесом, над рекой,
Лишь чутким ухом уловим,
Плывет в тиши святой.
И слышит радости обет
Усталая земля,
И внятно небесам, о чем
Поет, звенит, моля.
В прозрачно-светлой тишине
Безбольно гаснет зов.
Твоя душа, как тихий звон
На грани двух миров.

«Золотые вьются листья…»[21]

Мы легкое племя.

Тютчев

Золотые вьются листья
В золотой веселой пляске.
Сколько мудрой, легкой грусти
В этих прыгающих блестках.
Солнце тоже очень мудро:
Знает, где ему проглянуть,
Посмотреть на эти игры
Не сквозь сосны, а сквозь клены.
Ветер свищет в легком тоне,
То затихнет, то зальется.
Золотой предсмертный танец
Золотых эпикурейцев.

«И все ж не уйду я из жизни…»[22]

И все ж не уйду я из жизни:
Брожу по земле я и жду.
Не в дальней небесной отчизне,
Я здесь свое счастье найду.
Мне сон о свободе приснится,
Рассеется липкая мгла,
И в сердце сухое вонзится
Любви огневая стрела.
И сердце зажженное вспыхнет,
Как светоч смолистый во мгле,
И голос любимый окликнет
Меня на расцветшей земле.

«Здесь утверждаю жизнь мою…»


Еще от автора Самуил Викторович Киссин
Стихотворения 1903-1905 годов

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Стихотворения 1906-1916 годов

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Горький-политик

В последние годы почти все публикации, посвященные Максиму Горькому, касаются политических аспектов его биографии. Некоторые решения, принятые писателем в последние годы его жизни: поддержка сталинской культурной политики или оправдание лагерей, которые он считал местом исправления для преступников, – радикальным образом повлияли на оценку его творчества. Для того чтобы понять причины неоднозначных решений, принятых писателем в конце жизни, необходимо еще раз рассмотреть его политическую биографию – от первых революционных кружков и участия в революции 1905 года до создания Каприйской школы.


Школа штурмующих небо

Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.


Небо вокруг меня

Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.


На пути к звездам

Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.


Вацлав Гавел. Жизнь в истории

Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.


Счастливая ты, Таня!

Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.