Легкий привкус измены - [17]

На этот раз она была одна, без брюнетки, и Алексей Михайлович не удержался от соблазна получить то, что мог получить две недели назад, если бы подружки решили по-другому. Он чувствовал себя чуть ли не обязанным приударить за блондинкой, дабы компенсировать ей ущерб, нанесенный более решительной брюнеткой, и блондинка, видимо, разделяла его чувства. Она охотно принимала его ухаживания и во время танца позволила себе одно из тех замечаний, какие женщины приберегают для самых лучших, самых задушевных подруг - нечто среднее по едкости между купоросом и серной кислотой, но в красивой упаковке, так что таящаяся в нем злоба легко проскакивает под маркой дружеской откровенности.

Дома снова все было легко и просто и при этом остро и освежающе, почти как в первый раз. Разница все же была в сравнении с предыдущим случаем.

Брюнетка с порога решительно двинулась в туалет, потом потребовала полотенце и заставила его принять душ вместе с нею, потом захотела шампанского, но узнав, что шампанского нет, охотно выпила водки и приказала: "А теперь - в койку!".

Блондинка вела себя скромнее, долго приглядывалась и принюхивалась к квартире, словно кошка, разглядывала фотографии на стенах: это ваша жена? а это? а это вы еще в школе, да? - душ принимала одна и так неторопливо, так неслышно, что он дважды подходил к двери и спрашивал, все ли в порядке. Водки ей даже не предлагал. В постели тоже вела себя иначе - не столько обжигала и опаляла, сколько ластилась и льнула, и под утро уснула, уткнувшись ему носом в подмышку, будто не любовница, а жена.

Однако общая острота ощущений даже усилилась, потому что он изменял вдвойне - не только жене, но и первой любовнице.

4

Будь Алексей Михайлович чуть опытнее или чуть трезвее, он бы не забыл выпада блондиночки по адресу брюнетки - и не совершил бы на следующий день той непоправимой глупости, которую совершил. Однако он был молод, считал себя человеком порядочным (да и был им - относительно порядочным, конечно, но кто вовсе без греха?) и решил признаться первой любовнице - назовем ее для простоты К., а блондиночку, соответственно, О. - в наличии второй.

К его удивлению, К. не только не расстроилась, узнав об его измене, но даже принялась высмеивать Алексея Михайловича, упрекая его в наивности или, что еще хуже, невинности. Сама она не воспринимала их отношения как серьезные, к чему-то обязывающие ее или его. И теперь она, собственно, для того и пришла, чтобы попрощаться с Алексеем Михайловичем.

- Скажу честно, миленок, - сказала она, щуря и без того узкие, вытянутые к вискам серые глаза, - что мне было жалко тебя бросать, не знала даже, как решусь сказать. Но ты очень-очень облегчил мне задачу. Теперь мне тебя нисколечко не жалко. Ни вот на столько. И спасибо тебе за это!

После чего спокойно и деловито принялась раздеваться - и вскоре Алексей Михайлович изведал какие-то новые, дополнительные оттенки ощущений, вызванные не только тем, что он изменял жене и О. с женщиной, которой накануне изменил тоже, но еще и тем, что им обоим больше не надо было притворяться, изображать нежные чувства, каких они не испытывали, но имитировали прежде в угоду приличиям; они могли целиком, всем своим существом, отдаться откровенному, беспримесному сладострастию, погрузиться в него с головой, вываляться в нем, как в зловонной и вместе с тем притягательной болотной жиже, вымазать им друг друга с ног до головы, зная, что высокая волна оргазма смоет грязь с обнаженных тел и обнаженных душ и они вынырнут на поверхность в белой пене, обновленные и освеженные и чистые, как Адам и Ева, впервые познавшие сладость греха.

Позже Алексею Михайловичу не раз хотелось снова и снова пережить эти ощущения, снова и снова почувствовать, что он доходит до самого края, до предела сладострастия, за которым уже не может быть ничего, кроме разве что смерти. Но судьба скупа на сильные средства, она отпускает их микроскопическими дозами и по разовым рецептам. Постаревший и заросший неопрятной полуседой бородой Эрот-аптекарь с нежными руками горбуна выдает крохотный пузырек с волшебными пилюльками и ловко выхватывает рецепт, прячет его в сейф, под замок, и когда вы униженно просите добавки, лишь мычит и подносит руки к ушам, словно хочет объяснить вам, что давно уже глух и нем к мольбам влюбленных, и указывает на большой плакат над древним, отполированным прикосновением тысяч и тысяч локтей, прилавком: "Сделал свое дело - и уходи!".

5

О, женщины! О, змеи с тонкими раздвоенными язычками! Всегда раздвоенными, словно нарочно для того, чтобы облизывать сразу двоих и ни одному не принадлежать целиком и полностью. Только что она стонала и изгибалась под ним, снизу пытаясь дотянуться и укусить, нет, лишь слегка прикусить, чтобы не истратить раньше времени драгоценный яд, его плечо - но вот выпита последняя капля наслаждения, и она смотрит на него спокойно и чуть насмешливо, заранее зная, что следующий ее укус будет уже по-настоящему смертелен, и прежде чем он успевает почувствовать опасность и уклониться, она набрасывается на него и вонзает в него свои ядовитые зубы.