Легкая палата - [7]
В первый же вечер Серёжик спросил, а где папа. Оленька смотрела новости. Вернее, делала вид, что смотрит новости, – и напряглась. В это время телевизор как раз говорил о российских моряках, попавших в африканскую тюрьму. Оленька развернула сына личиком к экрану, крепко прижала к себе:
– Серёжик. Так получилось, что папа – там. В этой тюрьме. Ты же знаешь, он врач, нанялся на судно… Но их обязательно выпустят. Ты же слышал, сам министр обещал. Только ты никому в садике про это не говори… Честное слово?
– Честное-пречестное! А то папу съест Бармалей?!
Серёжик был ещё маленький. Он не мог сопоставить логически обстоятельства места, времени и действия: как это папа, вчера очень громко кричавший на маму в кухне и даже что-то с грохотом разбивший, сегодня успел переплыть море и оказался в жаркой душной африканской камере. Серёжик в ужасе надломил светлые круглые бровки, разинул ротик.
Теперь они каждый вечер ловили весточку об африканских узниках. Если передавали, пытались в мелькнувшей мужской фигуре угадать папу: «Вон, вон папина спина!!»
Начали копить деньги на поездку в Африку (Серёжиковы четыре рубля пятьдесят копеек в копилке плюс три тысячи Оленькиной «заначки»). Перед собственным днем рождения он сурово сказал:
– Мне разонравились черепашки ниндзя, не покупай их. Мы лучше на эту денежку к папе поедем.
Потом все же не выдержал искушения – ведь он был маленький:
– Ну, купи пироженку картошку, ладно? Две штучки.
Оленька заранее продумала летнее развитие событий. Они поедут в поезде в Ялту (придётся влезть в долги), где море, пальмы и обезьянки. Там выяснится, что папу пока не выпускают. Нужно потерпеть ещё годик. Они досыта позагорают, покупаются. В сувенирной лавке она купит какую-нибудь жуткую деревянную «африканскую» маску – папин подарок, дома повесят в прихожей. А там и детская психика окрепнет, и можно будет сообщить о разводе.
Когда они с мужем впервые привели Серёжика в ясли, к нему сразу подошла любопытная рыжая девочка с игрушечным грузовичком. Постояла и вдруг со всей силы тюкнула его по светлой пушистой голове грузовиком. Серёжика никто никогда до сих пор пальцем не трогал. Он стоял, хлопал глазёнками, от боли и обиды наливающимися прозрачными слезами. Он не знал, что рай детства закончился.
В то утро на работе Оленька места себе не находила. Вот так теперь всегда будет. Его станут бить по голове, а он – непонимающе хлопать глазёнками. Сами виноваты, что до этого окружали только безбрежным маминым – папиным добром, нежностью и любовью.
В обед не выдержала, позвонила мужу. Хотела сказать: «Ты как хочешь, а я заберу его оттуда». Ей ответили, что муж взял отгул, и его нет с самого утра. Когда Оленька по дороге в садик забежала за санками домой, муж был одет по-домашнему. На его плече спал измученный дневными впечатлениями Серёжик.
Ну ладно Оленьку, но как, о господи, он мог оставить Серёжика?!
Он всегда был такой нежный тепличный росточек. Оленька понимала, что несовременно воспитывала сына. Однажды в магазине ей больно врезался в ногу детский четырёхколёсный велосипед. И сразу вслед за этим последовал грубый окрик:
– Женщина, ослепла? Прёт на ребёнка. – Молодая мама, почти ещё девочка, жуёт жвачку и на весь магазин орёт на Оленьку.
Оленька извинилась, отошла прихрамывая. У мальчугашки лет четырёх была предовольная замурзанная мордочка, изо рта в розовых пузырях торчала палочка чупа-чупса. Он разогнался и с силой наехал на Оленьку – ещё раз…
И в том же магазине она стояла в очереди, когда, бесцеремонно распихивая людей, к витрине протиснулись два, примерно трёхлетних, карапузика в комбинезонах. Тыкали пальчиками в стекло, требовательно верещали: «Мне! Мне купить!» Юные мамы стояли у окна, не обращая внимания, болтали по своим мобильникам.
Когда Серёжику было столько же, Оленька на расстоянии вытянутой руки его боялась отпустить: толкнут, упадёт, потеряется, да мало ли чего… На пешеходной дорожке перехватывала его, делающего первые шажки, отводила на обочину:
– Отойди, пропусти, видишь, тёти и дяди идут!
В автобусе губами закричала его лепечущий ротик:
– Тихо, тихо! Ты шумишь, мешаешь взрослым!
– Типичное совковое воспитание. Ты вообще любишь своего сына? – подозрительно спросила Олина знакомая, Анжелика.
– Разве любить – это баловать и позволять делать что хочешь? – удивилась Оленька.
– Да! Именно! Баловать и позволять делать что хочешь. Убеждать, что ему всё можно. Что он у тебя – самый, самый. Самый красивый, самый умный, самый сильный, самый замечательный. Пуп земли. Идол. Божок. Что ему все вокруг должны.
– Но ведь это монстр вырастет… – тихо сказала Оленька.
– А ты что хочешь? В этой жизни выбор небольшой: либо ты жрёшь, либо тебя жрут. Выбирай. Ты хочешь, чтобы жрали твоего ребёнка?
Муж ушёл из семьи. Преодолевать такое суровое испытание, как садик, им с Серёжиком предстояло вдвоём, без крепкого мужского плеча. Оленька из своего садиковского детства вынесла главное, затмившее прочие воспоминание: её постоянно мучила жажда. В группе был оформлен русский уголок с полотенцами, расписными подносами, самоварами и деревянными узорчатыми чашками. Но отчего-то никогда не было кувшина с водой.
Сын всегда – отрезанный ломоть. Дочку растишь для себя, а сына – для двух чужих женщин. Для жены и её мамочки. Обидно и больно. «Я всегда свысока взирала на чужие свекровье-невесткины свары: фу, как мелочно, неумно, некрасиво! Зрелая, пожившая, опытная женщина не может найти общий язык с зелёной девчонкой. Связался чёрт с младенцем! С жалостью косилась на уныло покорившихся, смиренных свекрух: дескать, раз сын выбрал, что уж теперь вмешиваться… С превосходством думала: у меня-то всё будет по-другому, легко, приятно и просто.
Не дай Бог оказаться человеку в яме. В яме одиночества и отчаяния, неизлечимой болезни, пьяного забытья. Или в прямом смысле: в яме-тайнике серийного психопата-убийцы.
«Главврач провела смущённую Аню по кабинетам и палатам. Представила везде, как очень важную персону: – Практикантка, будущий врач – а пока наша новая санитарочка! Прошу любить и жаловать!..».
Иногда они возвращаются. Не иногда, а всегда: бумеранги, безжалостно и бездумно запущенные нами в молодости. Как правило, мы бросали их в самых близких любимых людей.Как больно! Так же было больно тем, в кого мы целились: с умыслом или без.
И уже в затылок дышали, огрызались, плели интриги, лезли друг у друга по головам такие же стареющие, страшащиеся забвения звёзды. То есть для виду, на камеру-то, они сюсюкали, лизались, называли друг друга уменьшительно-ласкательно, и демонстрировали нежнейшую дружбу и разные прочие обнимашечки и чмоки-чмоки. А на самом деле, выдайся возможность, с наслаждением бы набросились и перекусали друг друга, как змеи в серпентарии. Но что есть мирская слава? Тысячи гниющих, без пяти минут мертвецов бьют в ладоши и возвеличивают другого гниющего, без пяти минут мертвеца.
Любите про маньяков – вам сюда. Ну и герои собрались в этой книге: просто паноптикум живых мертвецов. Иногда они маскируются, и их не отличить от людей, живущих между нами. Тогда они особенно опасны. Причём дамы-«зомби» не отстают от сильного пола. Кого-то обязывает к жутковатым поступкам профессия: похоронный фотограф. А кто-то просто слишком нежно любит свою маленькую дочку и ради неё готов на всё.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Рассказ опубликован в журнале «Уральский следопыт» № 9, сентябрь 2002 г.
Когда Карла и Роберт поженились, им казалось, будто они созданы друг для друга, и вершиной их счастья стала беременность супруги. Но другая женщина решила, что их ребенок создан для нее…Драматическая история двух семей, для которых одна маленькая девочка стала всем!
Елена Чарник – поэт, эссеист. Родилась в Полтаве, окончила Харьковский государственный университет по специальности “русская филология”.Живет в Петербурге. Печаталась в журналах “Новый мир”, “Урал”.
Счастье – вещь ненадежная, преходящая. Жители шотландского городка и не стремятся к нему. Да и недосуг им замечать отсутствие счастья. Дел по горло. Уютно светятся в вечернем сумраке окна, вьется дымок из труб. Но загляните в эти окна, и увидите, что здешняя жизнь совсем не так благостна, как кажется со стороны. Своя доля печалей осеняет каждую старинную улочку и каждый дом. И каждого жителя. И в одном из этих домов, в кабинете абрикосового цвета, сидит Аня, консультант по вопросам семьи и брака. Будто священник, поджидающий прихожан в темноте исповедальни… И однажды приходят к ней Роза и Гарри, не способные жить друг без друга и опостылевшие друг дружке до смерти.