Однако поездку пришлось отложить, потому что русские выбрали это время для наступления, и дел у нас целую неделю было по горло.
Однажды фон Барринг зашел с проверкой в мой блиндаж. Встал и огляделся по сторонам тусклым взглядом.
— Теперь меня больше беспокоить нельзя, — сказал он и вышел.
Я поспешил за ним.
Снаружи он начал выпускать ракету за ракетой разных цветов, поэтому артиллеристы не могли понять, что от них требуется. Мы схватили его, связали и унесли обратно в блиндаж. Фон Барринг кричал хриплым, громким голосом, глядя прямо перед собой, глаза его были расширены от ужаса, который испытывал только он, но который мы легко могли представить:
— К вашим услугам, ваше величество! Ваше гитлеровское величество, ха-ха-ха! Оберстлейтенант фон Барринг из Полка Смерти явился для службы в аду. С наилучшими вилами, ваше величество! Убийца фон Барринг явился для службы, ваше гитлеровское величество!
Я зажал уши, чтобы не слышать его смеха. Когда увидел, что он вот-вот вызовет всеобщую панику среди находившихся в блиндаже, потому что все смотрели на сумасшедшего, будто загипнотизированные, мне пришлось оглушить его.
Теперь из Полка Смерти оставались только я и Хинка. Фон Барринг, некогда столь юный, дружелюбный, добросердечный, вступавшийся за нас, когда мы страдали под властью свиньи Майера, сломился от перенапряжения.
Некоторое время спустя, когда я и Хинка находились в краткой командировке, мы сошли в Гиссене и отправились в армейский госпиталь, где находился фон Барринг. Он был пристегнут ремнями к койке и идиотски улыбался, не узнавая нас. По его подбородку текли слюни, и он представлял собой отвратительное зрелище даже для нас, его друзей. Снова сев в поезд, мы от потрясения долгое время не могли разговаривать. Наконец Хинка издал нервозный — нет, отчаянный смешок и сказал:
— Стало быть, не такие мы закаленные, как думали.
— Да, — ответил я. — Это было ужасно.
— На тот случай, если такое случится с кем-то из нас — не договориться ли нам избавить другого от этой участи?
Он протянул руку.
КОНЕЦ
