Однажды, придя со своим подносом, он увидел у двери другой — маленький. А на нем в красивой плошке плавала красная роза — самая большая, с самого любимого Лахьей куста. Кесмет бережно вынул цветок и, поцеловав его, прикрепил к груди, зная, что пленница смотрит, прячась в углу. Встав уходить, поклонился пустой комнате. И услышал тихий голос.
— Останься, — сказала пленница-жена.
Медленно шел через комнату красивый мужчина, с холодом восторга в широкой груди, там, за красной розой на богатых одеждах. И так же медленно поднималась ему навстречу Лахья, и он любовался, глядя, как свет касается блестящих глаз и смуглых щек, покрытых персиковым пушком.
Он остался.
Всю ночь они любили друг друга и шептали друг другу нежные слова. На том языке, который она уже понимала, слушая день за днем смешные и ласковые песенки. И мужчина, трогая теплую кожу, целуя глаза, касаясь пальцами грудей так бережно, будто они — лепестки, спрашивал, а она отвечала. И спрашивала сама, ожидая его ответов. И все слова их были только о любви.
Так и заснули, переплетаясь, подкатившись к самым дверям в сад, полный запаха роз и ярких огоньков огневицы.
А утром она проснулась одна. Села, смеясь и подбирая длинные тяжелые волосы, а сердце стучало, и с каждым ударом то, что было посчитано прежде — проваливалось глубже, таяло и утекало, уходя в землю, под корни цветов.
Радуясь, слушала шаги. Вскочила, плеская в лицо из серебряного кувшина, чтоб встретить Кесмета ясными глазами и свежим ртом. Запела.
И смолкла, переводя взгляд с мужчины на выглядывавшего из-за его спины старого купца с мышиными глазами.
И Кесмет смотрел на нее, не отрывая глаз, пока брал из рук старика тяжелый кошель, затянутый толстым шнурком.
— Она знает плеть и знает ласки. Умела в любви и страстна телом. Ты сможешь выручить за нее много больше тех денег, что заплатил мне.
— Может быть, я оставлю ее себе, — отозвался старик и шагнул к Лахье.
— Пойдем, девочка, не обижу. Если будешь послушна.
Лахья не смотрела на старика. Взгляд Кесмета держал ее, как держит копье еще живого убитого, что умирает, приколотый к дереву. И, в один миг пересохшие губы сжались, а сердце стукнуло, заклиная — держись. Ты должна!
Но силы кончились, и она упала на колени. Хватая край халата любимого, целуя жесткую парчу, рыдала, умоляя не отдавать ее, умоляя вернуть все в ночь, что недавно закончилась.
Мужчина выдернул полу из ее рук и, наклоняясь, сказал:
— Никто и никогда не плевал в лицо Кесмету.
Повернулся и ушел, ничего больше не говоря.
Старик забрал Лахью. Пять лет она прожила у него в доме, ублажая высоких гостей, что приглашались для совершения сделок. И слава о сладкой Лахье, женщине без сердца, но с тысячью любовных умений, текла по всей стране, заставляя мужчин вздыхать от зависти, и мечтать — хоть несколько мгновений провести наедине с обнаженной красавицей.
А в первый день шестого года, когда старый Энете пришел в покои Лахьи и махнул рукой слуге, чтоб поставил на ковер огромные корзины с приношениями, она отложила в сторону свой саз и показала старику на ложе рядом с собой.
— Я хорошо потрудилась на тебя, хозяин. А могу потрудиться еще лучше. Дай мне свободу, старик, и за три года я выплачу тебе три мешка золота.
Старик засмеялся, вытирая сушеной рукой слезящиеся глаза.
— Да где же ты возьмешь их, сладкая Лахья? Чем заработаешь?
— Своим телом, хайя Энете. Ему скоро стареть, и через время к чему тебе сморщенная рабыня на кухне, что не умеет ощипать курицу и испечь хлебов? Но пока, смотри…
Встав перед ним, одно за другим медленно скинула Лахья свои покрывала. Подняла руки, звеня браслетами. И повернулась. Глянула из-под тяжелых ресниц.
Смолк смех старого Энете. Опустились, дрожа, руки.
— Как ты делаешь это, Лахья? Каждый день вижу я тебя и частенько ночами беру твои ласки. Но никогда так не билось мое старое сердце!
— Каждый из нас что-то умеет. Я училась, старик. На всех мужчинах, которых ты приводил ко мне.
Энете прокашлялся, пытаясь отвернуться, но голова не хотела, глаза открывались все шире, а уши вытягивались, будто у зайца, чтоб не пропустить ни одного вздоха, ни одного шепота женщины, подобной небесному демону айши. Но все же попробовал возразить:
— А если останешься, то и умение твое останется вместе с тобой, Лахья. Я буду брать за тебя дороже.
— А ты меня заставь…
Сказала и отвернулась, накинула покрывало. Села у окна, смотреть на улицу и пощипывать струны саза. И будто солнце ушло навсегда.
Ахнул Энете, сползая с высокого ложа, всплескивая руками, забегал, прихрамывая, суетился рядом с красавицей, приседал, заглядывая в холодное лицо.
— Посмотри на меня, сладкая Лахья, посмотри так, как только что! Умру без твоего взгляда, без сладкого дыхания на моей шее. Посмотри, дочь лисицы, а то прикажу всыпать плетей!
— Прикажи. Но это умение силой не повернешь. Радость покорности не сродни, старик. Для покорности купи себе девок.
— Я согласен! Я дам тебе вольную. Но не уходи, не бросай старого Энете, подари мне блаженство!
Старый саз мягко лег на постель, пропев тонкими струнами. Поднялись смуглые руки, расстегивая золотые булавки. Зазвучал женский голос, полный любовного меда.
