Легенды света и темноты - [16]

Она не знала, что прошел уже год. Пока не появился в покоях худой старик с быстрыми, как мыши глазами. Чужак втащил его за рукав и, усадив на лавку, поставил перед ним Лахью, крепко держа ее руку.

Старик расположил перед мелким морщинистым лицом мягкий кусок телячьей кожи и, держа за края, сказал нараспев:

— Тому сто дней и еще пятьдесят пройденных. Случилась война и от славного города Ремт осталось одно пепелище. Дома сожгли, а людей убили. И был похоронен и я видел это своими глазами, достойный купец Анакатос и пять его сыновей, все легли в одну могилу хоть и недосчитались мы отрубленных рук или ног. А жена Анакатоса умерла еще раньше, уйдя в предгорья, искать свою похищенную дочь. И там ее загрыз барс. Под сим ставлю свой знак, я — купец Энете, содружник мертвого ныне Анакатоса, пусть боги примут его дух и проводят его в царство покоя.

Проговорив, он поклонился и сложил кожу, разглядывая мертвое лицо Лахьи быстрыми глазами. Спросил еще:

— Ты помнишь меня, девочка? Я приходил к твоему отцу, а ты пела, играя на лютне.

Но Лахья молчала и смотрела поверх тощего плеча, разглядывая узоры ковра.

Старик выслушал, что говорил ему хозяин дома, клекоча, как орел, подлетающий к падали. И сказал еще:

— Муж твой и повелитель Кесмет велит сказать тебе, что и ты была бы мертва, останься ты там. А теперь ты одна и он защита тебе. Потому — люби его, как любила мать, отца, братьев и своего жениха. Ты слышишь меня, девочка?

Не кивнув, Лахья повернулась, посмотрела, как плещется ожидание на красивом лице хозяина. Встала на цыпочки и плюнула на черную бороду, волнистую от закруток. Успела услышать, как старый купец сказал поспешно — услышала, видишь, достойный, она меня усл…

И упала, сбитая с ног тяжелым ударом.

Очнулась в покоях одна. И сложила удар на дно своего сердца. Туда, где лежали, подняв к небу мертвые лица — ее мать и отец, и пятеро братьев.

На следующий день хозяин не пришел к своей рабыне-жене. И устав ждать и вздрагивать от каждого шороха за коврами, она заснула, выставив перед собой сжатые кулаки. Не пришел он и завтра, и еще через день и через неделю. Молча стояли, загораживая выход из покоев, немые рабы, красный свет от глиняных плошек неподвижно лежал на круглых плечах. Молча суетились немые рабыни, принося еду и питье, ползая на коленях со щетками и скребками.

А Лахья ждала, изнемогая от неизвестности. И вот случилось так, что проснувшись ночью, она завернулась в свой хелише и на цыпочках подошла к выходу, где рабы спали, улегшись по сторонам. Подергала дверь и та вдруг раскрылась, еле слышно скрипнув. Оглядываясь, Лахья летела узкими коридорами, пригибаясь, проползала под яркими окнами кухни и, найдя на заднем дворе узкую щель в каменной ограде, протиснулась, обдирая колени. Выскочила на черную улицу и побежала вперед, туда, где над крышами мигало тусклое зарево огней. А в доме, откуда она убежала, Кесмет встал и смотрел, как раб, кланяясь и мыча, пальцами показывает ему — приказание исполнено, пленница на свободе.

Усмехаясь, Кесмет препоясался поверх богатого халата золотым поясом, поправил кинжал в драгоценных ножнах. И сел в паланкин, отправляясь на рыночную неспящую площадь.

Он успел как раз вовремя: пойманную Лахью, раздев, бросили на кучу соломы, раскиданную по грязному помосту, где днем торговали рабов. И похаживая вокруг, разглядывали черные волосы, гладкие плечи и тонкую талию, смеялись, поднимая ставки, трясли в костяном стаканчике зары, кидая их на выскобленный стол.

Кесмет стоял в тени, наблюдая, как выигрыш переходит из рук одного игрока в руки другого, как третий, предложив еще, снова трясет стакан, а двое других спорят, хватая друг друга за рукава. И наконец, когда выигравший остался один, поднял руки, крича о своей победе и, подойдя, кинул на скорченную девушку рваный хелише, Кесмет вышел, вытаскивая из ножен кинжал.

Лахья лежала, водя глазами по черным теням и красным бликам. Смотрела, как мужчины сперва говорят, потом кричат, а потом кидаются друг на друга, и лезвия ножей сверкают, как жала огненных пчел. Медленно поднялась, когда Кесмет, расшвыряв игроков, протянул ей руку, по которой текла темная кровь. Он ждал, на залитом кровью лице сверкали глаза, а борода слиплась сосульками. И кутаясь в хелише, Лахья протянула ему свою.

Под утро, вымытая и расчесанная рабынями, она заснула на мягкой постели у стены, завешанной коврами. А Кесмет не пришел.

Он появился на третий день. Но не подошел к ней, а встал у самого входа. Склонился в поклоне. И, оставив на коврах поднос с цветами и фруктами — ушел снова.

Дни шли. И Лахье нечего было складывать на дно души, посчитав.

Кесмет приходил каждый день. Ставил поднос с подарками и садился рядом, поджав ноги в вышитых туфлях. Рассказывал что-то, иногда пел песенку, тщательно проговаривая незнакомые слова. Улыбался, заглядывая ей в лицо. А она не подходя, сидела на корточках неподвижно, глядя поверх широкого плеча на расписную мягкую стену. Но иногда, поворачиваясь уходить, Кесмет ловил быстрый взгляд, который пленница бросала на повязку через лицо. А потом, стоя снаружи, у тайного слухового оконца, улыбался в бороду, слушая, как там внутри, бродя среди ковров, девочка напевает незнакомые ей слова. И тихо смеется, находя на подносе среди фруктов и яств смешные и нужные вещи — корзинку с живыми улитками в позолоченных домиках, фарфоровую куколку с черными, как маслины глазами, браслетик, сплетенный из душистых травок.