Легенда, оказавшаяся правдой - [9]

Вообще в социализме лакей не устраним, но только очень старательно прикрыт. К Герцену все лезли и к Сибирякову лезли; к Шаляпину лезут даже за небольшие рубли, которые он выдает кружкам в виде «сбора с первого спектакля» (в своих турне: я слышал это от социал-демократа, все в этой партии знающего, и очень удивился). Крапоткин не подписывается просто «Крапоткин», «социалист Кр.», «гражданин Кр.», а «князь Крапоткин». Не забывают даже, что Лавров был профессором. Ничего, одним словом, не упускают из «чести», из тщеславия: любят сладенькое, как и все «смертные». В то же время так презирая «эполеты» и «чины» старого строя…

Итак две пластинки: движущая — это черная рать внизу, «нам хочется» и — «мы не сопротивляемся», пассивная, сверху. Верхняя пластинка благочестивые Катилины; «мы великодушно сожжем дом, в котором сами живем и жили наши предки». Черная рать, конечно, вселится в дом этих предков. Но как именно это — черная рать не только по бедности, но и по существу бунта и злобы (два измерения, без третьего), то в «новых домах» она не почувствует никакой радости, а как Никита и Акулина «в обновках» (из «Власти тьмы»); — «Ох, гасите свет!

Не хочу чаю, убирайте водку!» Венцом революции, если она удастся, будет великое… Уснуть.

Самоубийства, эра самоубийств…

И тут Крапоткин с астрономией и физикой и с «дружбой Реклю» (тоже тщеславие) очень мало помогут.

«Да, русская печать и общество, не стой у них поперек горла «правительство», разорвало бы на клоки Россию и раздали бы эти клоки соседям даже и не за деньги, а просто за «рюмочку» похвалы. И вот отчего без нерешимости и колебания нужно прямо становиться в сторону «бездарного правительства», которое все таки одно только все охраняет и оберегает. Которое еще одно только не подло и не пропито в России.» Так вот В. В. Розанову, А. Блок в 1909 г. писал:

«…Современная русская государственная машина есть, конечно, гнусная, слюнявая, вонючая старость — семидесятилетний сифилитик, который пожатием руки заражает здоровую юношескую руку. Революция русская в ее лучших представителях — юность с нимбами вокруг лица.

Пускай даже она не созрела, пускай чисто отрочески не мудра, — завтра возмужает. Ведь это ясно, как белый день!» Скажите, чем этот истерический, бранный отклик А. Блока лучше истерического, бранного окрика Белинского на Гоголя. Что же удивляться, что А. Блок написал позже свои «Двенадцать» и с восторгом принял и февральскую и Октябрьскую революции. Также, как и большинство русской интеллигенции, которая является истинным творцом сначала Февраля, а потом Октября, все надежды Блок возлагает на Апокалипсическую, все испепеляющую революцию.

«…Если есть чем жить, то только этим. И если где такая Россия «мужает», то, уж конечно, — только в сердце русской революции и в самом широком смысле, включая сюда русскую литературу, науку и философию, молодого мужика, сдержанно раздумывающего думу «все об одном», и юного революционера с сияющим правдой лицом, и все вообще непокладливое, одержимое, грозовое, пресыщенное электричеством. С этой грозой никакой громоотвод не сладит».

* * *

Одержимость идеей революции всех высших слоев русского общества хорошо отображена масонкой Е. Кусковой в статье «Утопии, реальности и загадки» («Современные Записки»): «Иван Иванычи всех мастей и видов бодро выступили в революцию 1905 года. Они устраивали банкеты, писали резолюции, посылали депутации, — одним словом действовали. Положение было совершенно определенное: все хотели перемен… О цене их никто не спрашивал: что будет стоить, то нужно и дать. Много-ли, мало-ли крови — разве с историей торгуются? Нужно…

…Союз в два этажа. В одном — земцы, дворяне, князья и графы.

В другом — демократы, разночинцы. Есть и социалисты. Демократы и интеллигенция — на самых ответственных ролях: нелегальные все в их руках… Впрочем, и Рюриковичи не брезгуют «обманом» существующей власти: князь П. Д. Долгоруков — наш кассир. Он нелегально собирает деньги, нелегально передает их Струве, нелегально развозит по России журнал «Освобождение». А когда в стенах всевыносящего Императорского Вольно-Экономического Общества заседает тайный совет Союза Освобождения и президент Общества, граф Гейден, случайно войдет туда, — картина. Граф, с его английской фигурой, с таинственной улыбкой, шепчет: «О, тут— таинство.» и тихо, тихо прикрывает дверь: он ничего не видел, он, граф Гейден, президент Императорского В. Э. Общества… Он ничего не видел… А в одном имении Могилевской губ. мне приходилось нередко встречать сначала губернатора, а затем и товарища министра внутренних дел, Эммануила Александровича Ватаци. При каждой встрече он неизменно спрашивал:

— Очередной номер «Освобождение» у вас уже есть?

— Еще нет. Но вам пришлют, — как всегда.

— Благодарю вас. Очень благодарю: журнал — более, чем своевременный.

И мы систематически рассылали из Петербурга свежие №№ «Освобождения» губернаторам всех губерний.

Помню в той же Могилевской губ. вице-губернатора, князя Вяземского. Муж мой в период «Освобождения» был выслан на четыре года в Могилев. Там у нас тотчас же (подчеркнуто ред.) образовался кружок: городской голова, покойный Езерский, высланные бундисты, социал-демократы. Тут же «прогрессивные» помещики, чиновники.