Легенда о рыцаре тайги. Юнгу звали Спартак - [26]

Но Яновский был прежде всего ученым, поэтому он записал в своем походном блокноте следующее: «Остров представляет собой уцелевший от размыва, изогнутый дугой водораздельный хребет гор, спускающийся на обоих своих скатах довольно круто и обрывисто к морю. Южные оконечности острова, встречающие сильное волнение прямо с открытого моря, обрываются почти отвесными обнажениями гранитных скал…»

Потом он нарисовал карту острова, отметив на ней наиболее высокие вершины и речки. Андрейка смотрел через плечо сидевшего на камне отца.

— А что это у тебя за нерусские буквы?

— Сопки. F — Оленья Грива, К — Фазаний Покос, Е — Пуговка, на которой мы стоим. Сейчас мы измерим ее высоту…

— Как?

— Ну уж конечно не аршином, — усмехнулся Мирослав. — Обыкновенным барометром — анероидом.

— Барометром?!

— Да. А что тут удивительного? Так и измеряют горы…

Он вынул из кармана прибор, освободил его от чехла.

— Смотри. Вот анероид. Из этой коробочки выкачан воздух, и чтобы ее тонкие стенки не сплющило атмосферным давлением, внутри установлена пружинка. Давление увеличивается, пружинка сжимается, при уменьшении давления — разжимается, движение передается вот этой стрелке, которая и показывает величину давления. Это понятно?

— Угу.

— Так-с. Пойдем дальше. Как известно, атмосферное давление зависит от высоты воздушного столба над данной точкой, и чем выше мы поднимаемся над уровнем моря, тем меньше становится давление… Внизу я смерил — нормально, тридцать дюймов. Смотрим здесь, на высоте Е… Видишь, почти на дюйм меньше. Вот эта разница и будет высотой сопки. Сейчас мы ее вычислим…

Через минуту он поднял голову от блокнота.

— Девятьсот восемьдесят футов — таков «рост» Пуговки. Подсчет, конечно, грубый, но ничего, когда-нибудь приборы позволят определять высоту с точностью до дюйма.

Запланированная на Пуговке работа закончена, и можно было спускаться вниз, но уходить не хотелось, и Яновские еще долго любовались видами острова, лежавшего у их ног.

— Помнишь, шкипер Хук перечислял названия Аскольда? Так вот, я бы дал еще одно — Богатый.

— Из-за золота?

— Меньше всего из-за презренного металла! На этом крохотном кусочке суши можно встретить почти все виды лиственных деревьев и кустарников Южно-Уссурийского края… Есть даже тис. Вон он внизу, слева… Редчайшее красное дерево, растет две-три тысячи лет, у него ценная древесина, не гниет, легко обрабатывается, в народе его так и зовут: негной-дерево… Фауна, правда, здесь победнее, но я видел следы лисиц, есть фазаны, выдры… А главное богатство острова — пятнистый олень, Хуа-лу! Их, по моим подсчетам, около двухсот пятидесяти голов, и, что интересно, у них здесь нет врагов, значит, стадо будет расти. Правда, бывают, говорят, случаи браконьерства…

Андрейка не знал, что отец уже с первого дня пребывания на Аскольде начал борьбу с браконьерами. Так, на общем собрании приисковых служащих он предложил: весной и летом не охотиться вовсе, а зимой за каждую убитую самку назначить штраф двадцать пять рублей серебром. Вырученные таким образом деньги предназначались на разведение на острове изюбрей, косуль и других животных. Предложение было принято, но понравилось оно далеко не всем…

— А особенно много здесь птиц, — продолжал Мирослав. — Во время осенних и весенних перелетов они прибывают тучами. Аскольд для них как постоялый двор на долгом тракте. Все здесь отдыхают, а многие остаются на лето. Фазаны, так те вообще живут тут постоянно; они не способны на дальние перелеты, на своих коротких крыльях они не могут преодолеть даже этот узкий пролив между островом и материком… А сколько насекомых! Вчера утрам, когда ты еще дрыхнул, я прогулялся в ближайший лесок и там совершенно случайно поймал жужелицу нового вида. Ее нет ни в одном каталоге. Решил дать ей нашу фамилию. Ты как, не против?

Андрейка молча кивнул. Ему было приятно, что жужелица будет носить его фамилию, и одновременно было стыдно, что такое важное событие он элементарно проспал.

— Чувствую, работы у нас здесь хватит на несколько лет, и кто знает, может быть, нам удастся открыть еще что-нибудь такое-эдакое. А ты говоришь — клад…

— Отец, — умоляюще сказал Андрейка, — ну давай все-таки поищем? А вдруг!..

— Ладно, — засмеялся Мирослав, — поищем. Только попозже. Сначала сделаем промеры глубин в бухте Наездник. Это важнее. Моряки нам потом спасибо скажут и…

Где-то внизу, у берега, бабахнул ружейный выстрел, потом еще один. Взлетели с криками потревоженные птицы, эхо заметалось по распадкам, отталкиваясь от сопок. Яновский-старший прислушался, озабоченно покачал головой и коротко сказал:

— Спускаемся.

Солнце было в зените, стояла тишина, нарушаемая лишь гулом прибоя со стороны моря и гудом насекомых, путавшихся в высоком разнотравье. Лошади, ждавшие хозяев у подошвы Пуговки, крутили хвостами и трясли головами, отгоняя наседавших паутов.

Мирослав поднял сына в седло, сел сам, и застоявшиеся лошади бодро потрусили по набитой оленьей тропе. А те, кто ее набили, — Хуа-лу, время от времени, вспугнутые всадниками, поднимались со своих лёжек и мчались прочь, треща кустами. И тогда сквозь заросли весело мелькали белые пятна, усыпавшие их оранжевые тела: казалось, будто десятки зеркал пускают солнечные зайчики…