Легенда о ретивом сердце - [49]
— Ну нет, — возразил Илейка, — нет нам возврата в сивые века! Будет зады лакомить, мы с тобой не столкуемся. Поведу тебя в Киев.
Соловей продолжал еще настойчивее, брызгая слюной:
— Хочешь, самого тебя боярином сделаю — золота дам полную торбу, все с каменьями самоцветными — смарагдами, яхонтами, лалами. — Клады у меня зарыты в лесу. Пять лет копил, в рубище ходил, не притрагивался. Все отдам тебе до последней сережки, до гривны серебряной. Уговор, а? Не поскуплюсь, Муромец, слово даю разбойничье. Будешь вельможею в Киеве, домину поставишь из камня, станешь холопов иметь и стегать их плеткою… Согласен — поезжай своею дорогою! Кто кого ловил по лесу, кто от кого прятался? Ты ли от меня, или я от тебя — никто того не приметил.
— Не купить тебе Муромца, волчья добыча! Ежели б ткнул ты копье в землю и обнес его золотом, и тогда не взял бы выкупа.
Илья придвинулся плотнее, заговорил грозно:
— Сколько безвинных людей погубил, сколько детей осиротил? Слышал я о правде твоей… Как носы резал, глаза слепил. Был рабом, рабом и останешься, а у раба только половина души! Звериная твоя дикая правда, никому от нее счастья не видать… Ух ты, душегубец! Хуже зверя лютого.
— Ба-а-тюшка! Ба-а-тя! — послышался во дворе голос Невейки.
Илья торопливо потуже стянул ремнем запястья разбойника, и в эту минуту девочка вбежала в горницу:
— Батюшка! Миленький! Нету нигде твоего зыркала… Все пеньки осмотрела… Должно быть, птицы его склевали… Злые птицы… Я комьями в них швыряла… Зато гриб нашла! Погляди, какой большущий, а шапка-то пятнистая… Погляди на него одним зыркалом своим.
— Брось гриб, Невейка, — прохрипел Соловей, — нехороший он. И поди ко мне, обними крепко. Вот так… Я в лес на охоту пойду — не вернусь утром, как солнышко встанет, иди по дороге в село и скажи, что меня медведь задрал!
— Что ты говоришь, батюшка? Не задерет тебя медведь — он добрый, медведушка! — округлила в изумлении глаза девочка, улыбнулась жалкой улыбкой. — Любят тебя зверушки в лесу, и птицы свистать научили по-всякому.
— Звери-то любят… — буркнул, насупясь, разбойник. — Эх, Невеюшка… Доведется ли тебе с сестрою твоею названой встретиться? Помни — зовут ее Синегоркой! Стройная, веселая, как мать ее плосконосая печенежка.
Илейка невольно вздрогнул:
— Как ты сказал, Соловей? Ты сказал, зовут ее Синегоркой?
Глаз разбойника блеснул затаенной надеждой:
— Синегоркой, Муромец, Синегоркой. Точно так и зовут ее, девку мою беспутную… Вот уж кого любил я, вот уж кого выхаживал, а ведь ушла от меня — смеялась, а слезы капали и все мне на руки… Видно, кровь ее степная туда потянула, поляницей стала. С рабынею печенежского племени прижил я Синегорку. Бежал из Киева и ее с собой в мешке утащил — хотели продать их на сторону. Бегу, а сам думаю — не задохнулась бы только. Ни единого звука не издала девчонка, пока я за Днепр в челне перемахнул… Все по следу гнали.
Закружилась голова у Муромца, вспомнилось все, встало живо перед глазами: и ночь, и река, и Святогор, и она…
— Батюшка, не ходи, — просила, прижимаясь к разбойнику, девочка, и косичка ее, перетянутая шнурком, прыгала из стороны в сторону. — Мне страшно будет… Когда ты уходишь, я па печь забираюсь, а он все царапается… Дедко леший в окошко глядит, пальцем манит, а на пальце коготь вострый… Он опять придет царапаться…
Илейка с сожалением поглядел на запуганную ночными страхами девочку, представил ее дрожащею на печи, по в душе было что-то жесткое, холодное. Словно другой, окоченевший под зимним ветром, засыпанный снегом, совсем другой человек сидел в нем. И оп был неумолим. Его толкала вперед через лес и долы, в дождь и пургу, и в летний зной какая-то сила, и не было ей равной па свете. Это она гнала прежде по необозримым просторам славянские роды, объединяла их в племена, пасла их скот, пахала землю, отражала наскоки врагов и бросала в дальние походы. И Муромец остался неумолим. Он грубо подтолкнул Соловья к выходу, подавил воспоминание о Синегорке.
Когда вышли на двор, солнце стояло уже высоко, разогнав последние клочья тумана. Кругом сняла влажная листва так, что было больно смотреть. Только ворон поднялся с мертвой головы па тыне и взмахами черных широких крыльев омрачил душу. Два коня заржали одновременно: один на воле, другой запертый в конюшне. Илейка подошел и открыл дверь, потом кликнул Бура, привязал к луке седла разбойника. И тут Невейка почувствовала недоброе.
— Ба-а-тюшка! — завопила она визгливым голосом. — Не уходи! Не на охоту идешь — сам пойманный!
Она уцепилась за ногу Соловья и, так как конь Илейки затрусил, поволоклась по земле, отчаянно вопя.
— Отцепись, дуреха! — толкнул ее ногой Соловей.
Невейка кубарем откатилась в сторону, завизжала еще громче, но тотчас же поднялась, протянула руки.
— Прощай, лес мой! Прощай, мрак — волчье логово, прощай, волюшка, — бормотал Соловей в каком-то самозабвения, — ведут на Русь последнего вольного человека!
И разбойник засвистал исступленно, словно хотел оглушить себя. В страхе замер лес — никогда не доводилось слыхать ему такой птицы, трели ее громом рассыпались окрест. То звонко, пронзительно летели стрелы, то слышалось шипение змеи, то отчаянным воплем захлебывалось смертельно раненное животное, то весенним призывным ревом кричал тур, победивший соперника. Насмешливо клоктали сороки, хлопали крыльями филины, жутко стонали сычи и совы. Взвизгивала и мяукала хищная рысь, зевал во всю пасть медведь, и снова небывалая соловьиная трель осыпала дубравы так, что листья трепетали. Странно, жутко стало Илейке — колдовская нечеловеческая сила высвистывала душу разбойника, рождала звуки самых глухих дебрей. Весь Брынский лес от края и до другого переполошился в тревоге.
Роман известного российского писателя Анатолия Загорного «Каменная грудь» – завораживающее эпическое повествование о тех далеких временах, когда Киевская Русь, окруженная кольцом враждебных народов, сражалась за свою независимость. Железной рукой правит киевский князь Святослав, сокрушая всех врагов Руси от Востока до Запада, от свирепых кочевников-печенегов до коварных византийцев. Но в центре романа все-таки не война и не придворные интриги, а вечная, как мир любовь. Славянскому воину Доброгасту и красавице Судиславе суждено пройти через многие испытания, уцелеть в кровопролитных битвах и выбраться невредимыми из осажденных городов.Перед вами, дорогие читатели, безусловно, один из лучших любовно-приключенческих романов последнего столетия!
1758 год, в разгаре Семилетняя война. Россия выдвинула свои войска против прусского короля Фридриха II.Трагические обстоятельства вынуждают Артемия, приемного сына князя Проскурова, поступить на военную службу в пехотный полк. Солдаты считают молодого сержанта отчаянным храбрецом и вовсе не подозревают, что сыном князя движет одна мечта – погибнуть на поле брани.Таинственный граф Сен-Жермен, легко курсирующий от двора ко двору по всей Европе и входящий в круг близких людей принцессы Ангальт-Цербстской, берет Артемия под свое покровительство.
Огромное войско под предводительством великого князя Литовского вторгается в Московскую землю. «Мор, глад, чума, война!» – гудит набат. Волею судеб воины и родичи, Пересвет и Ослябя оказываются во враждующих армиях.Дмитрий Донской и Сергий Радонежский, хитроумный Ольгерд и темник Мамай – герои романа, описывающего яркий по накалу страстей и напряженности духовной жизни период русской истории.
Софья Макарова (1834–1887) — русская писательница и педагог, автор нескольких исторических повестей и около тридцати сборников рассказов для детей. Ее роман «Грозная туча» (1886) последний раз был издан в Санкт-Петербурге в 1912 году (7-е издание) к 100-летию Бородинской битвы.Роман посвящен судьбоносным событиям и тяжелым испытаниям, выпавшим на долю России в 1812 году, когда грозной тучей нависла над Отечеством армия Наполеона. Оригинально задуманная и изящно воплощенная автором в образы система героев позволяет читателю взглянуть на ту далекую войну с двух сторон — французской и русской.
«Пусть ведает Русь правду мою и грех мой… Пусть осудит – и пусть простит! Отныне, собрав все силы, до последнего издыхания буду крепко и грозно держать я царство в своей руке!» Так поклялся государь Московский Иван Васильевич в «год 7071-й от Сотворения мира».В романе Валерия Полуйко с большой достоверностью и силой отображены важные события русской истории рубежа 1562/63 года – участие в Ливонской войне, борьба за выход к Балтийскому морю и превращение Великого княжества Московского в мощную европейскую державу.
После романа «Кочубей» Аркадий Первенцев под влиянием творческого опыта Михаила Шолохова обратился к масштабным событиям Гражданской войны на Кубани. В предвоенные годы он работал над большим романом «Над Кубанью», в трех книгах.Роман «Над Кубанью» посвящён теме становления Советской власти на юге России, на Кубани и Дону. В нем отражена борьба малоимущих казаков и трудящейся бедноты против врагов революции, белогвардейщины и интервенции.Автор прослеживает судьбы многих людей, судьбы противоречивые, сложные, драматические.
Таинственный и поворотный четырнадцатый век…Между Англией и Францией завязывается династическая война, которой предстоит стать самой долгой в истории — столетней. Народные восстания — Жакерия и движение «чомпи» — потрясают основы феодального уклада. Ширящееся антипапское движение подтачивает вековые устои католицизма. Таков исторический фон книги Еремея Парнова «Под ливнем багряным», в центре которой образ Уота Тайлера, вождя английского народа, восставшего против феодального миропорядка. «Когда Адам копал землю, а Ева пряла, кто был дворянином?» — паролем свободы звучит лозунг повстанцев.Имя Е.