Легенда о летящем змее - [28]

— Окончен, — холодно бросил Якул. — Но продолжение мы увидим завтра. К концу недели здесь будут висеть семь мертвецов. Ваше имя, мессир!

— Идите к дьяволу, маркиз, — равнодушно ответил Его Величество, вошел обратно в башню и стал медленно спускаться по ступеням.

— Шаню, — Якул посмотрел на цыгана. — Живо за ним. И запри его.

Цыган только кивнул и бросился следом.

Разбойники разбрелись по горе. Кто-то ушел в лес. Кто-то решил наведаться в деревню.

Якул же стоял и смотрел на раскачивающееся от ветра тело. Это хорошо, что голова старика в мешке. Едва он вообразил себе лицо висельника, его начало тошнить. Впервые в жизни по его приказу казнили человека. В бою — другое. В бою — дело смелости и умения.

Они остались один на один. Якул и его жертва. Почему-то взгляд разбойника никак не мог оторваться от босых ног старика. Ноги были покрыты синими венами и мозолями. Совсем не благородные ноги. Самые обыкновенные ноги. Чуть колесоватые — оттого, что жизнь старик провел в седле. И Якула выворачивало наизнанку от одной мысли о том, что это только начало его пути. Его пути к такой же виселице. Что ж, виселицу он заслужил этим утром.

Медленно, как во сне, побрел он в башню. Поднялся по винтовой лестнице наверх, прошел коридором и толкнул дверь в собственные покои. Он снова не помнил себя. Он снова уперся в стену. Голова разламывалась. Во рту была горечь. В нос словно бил запах мертвечины, хотя он в жизни не слышал такого запаха. Но самое страшное, самое отвратительное — тошнота, переворачивающая внутренности. Все, чего он хотел, напиться до смерти, чтобы забыть обо всем.

В вечном полумраке комнаты он прошел к одному из сундуков, на котором стоял кувшин с вином, схватил его и стал жадно пить, не чувствуя вкуса.

— Вам не поможет вино, сколько бы вы его ни выпили, — раздался насмешливый голос.

Он вздрогнул, расплескав вино по одежде. То, словно кровь, окрасило светлую ткань. Якул резко обернулся и вгляделся в глубину комнаты.

— Cana! — выдохнул он и вдруг размахнулся и швырнул кувшин в противоположную от нее стену. С грохотом тот разлетелся в осколки, и теперь уже кровавый цвет побежал по камням.

— Вы быстро вернулись. А говорили, что у вас много дел.

Катрин по-прежнему стояла у окна. Она не могла оторвать взгляда от происходившего внизу. Она видела, как седой старик в одной камизе поднялся на помост, как ему набросили на шею петлю, как перерубили веревки на помосте, и жизнь, которая могла продолжаться, оборвалась по приказу человека, еще около полугода назад бывшего ее мужем. Добрым, нежным, ласковым. Любящим ее и их детей. Катрин нашла глазами в толпе Сержа. И сердце больно кольнуло, когда он бросил на окно быстрый недобрый взгляд, словно пронзивший ее насквозь. Рядом с Сержем маркиза заметила богато одетого рыцаря. Хорошенько разглядеть его ей не удалось, он стоял в тени, и лицо его было обращено на помост. А когда все закончилось, он отвернулся и вошел в башню. Катрин показалось, что все было затеяно ради этого рыцаря. И ей вдруг отчаянно захотелось ему помочь…

— Неужели надоело вешать людей? — так же насмешливо спросила Катрин.

— Почему вы не надели другое платье? — угрюмо поинтересовался он. — Вам нравится доводить меня до бешенства этим одеянием, какое и распутная девка не стала бы носить? Да еще и разорванное грязными руками разбойника и убийцы, чудом не сотворившего над вами насилие?

— А чем оно хуже платья, которое носила покойница, и что было отдано лагерной распутной девке, после чего отобрано по вашей прихоти? — рассмеялась маркиза.

— Замолчите! — закричал он, сжимая кулаки. Смертельно бледный, он приблизился к ней и прошептал, глядя ей в лицо: — Вы себе даже не представляете, как сложно мне удержаться от того, чтобы сорвать с вас эту тряпку. Потому что я ничем не лучше… того, на конюшне… Потому что я тоже насильник и убийца.

Катрин смотрела в его глаза, пытаясь разглядеть в них хоть что-то, добавившее бы ей уверенности, что этот человек — ее муж. Но не увидела в них ничего, кроме пустоты.

— Вы выбрали этот путь, путь насилия и убийств. И никакое платье не сможет вас остановить, как, вероятно, не останавливало и до сегодняшнего дня, — равнодушно, без тени улыбки сказала маркиза.

Якул сделал отрывистый судорожный вдох, втянув носом ее запах. А потом тихо сказал:

— Ты права, женщина. Если я захочу, я возьму.

Резко притянул ее к себе и рванул ткань платья ровно в том месте, где надорвал его Мусташ. Ткань затрещала и поддалась, обнажив тело маркизы от плеча и до самого пояса. Только грудь ее скрывал странный клочок кружева, каких он никогда прежде не видел. А на белоснежной шее, равной по красоте которой не было, оставалось золотое ожерелье в виде змеи.

Катрин безвольно обмякла в его руках и, глядя куда-то мимо разбойника, сказала:

— Так берите — и оставьте меня.

Он только мотнул головой. Снова горечь заполнила все его существо. Снова дрожь внутри превращалась в отвращение к себе. Эта неистовая боль, которую он впускал в душу, только она заставляла его продолжать чувствовать в себе человеческое. Он протянул ладонь и провел пальцами по ее шее, скользнул ладонью к ее затылку, скрытому огненными волосами. Наткнулся на крючок ожерелья. Да, да… он еще и грабитель, вор… Как просто… Нажал на механизм, и змея соскользнула с ее шеи, оказавшись в его руках.