Легенда о летящем змее - [29]

— Славная безделушка для того, кто носит имя Якул, верно? — усмехнулся он, отворачиваясь. Только бы не видеть ее глаз. Все, что угодно, лишь бы не поддаться соблазну, потому что овладеть ею сейчас — все равно, что осквернить. А разве можно осквернить солнце?

Катрин подняла с пола шкуру, снова закуталась в нее и присела на один из многочисленных сундуков. С кривой улыбкой она наблюдала, как Серж вертел в руках ожерелье, разглядывая его со всех сторон, и надеялась, что оно не слишком ценное для семьи де Наве.

— Оденьтесь, — сказал он вдруг. — Обещаю, что платье лагерной шлюхи рвать на вас я не стану.

Ожерелье было брошено в одну из шкатулок. Однако ключа он не повернул. Потом тяжелой поступью Якул добрел до двери. Резко обернулся к ней. Синеватый свет касался ее лица, а волосы от этого казались не огненными, а… он даже не знал названия этого цвета. «Цвет алой розы на рассвете» — вдруг подумал разбойник.

— Оденьтесь! — крикнул Якул и вышел из комнаты.

XVII

Февраль 1188 года по трезмонскому летоисчислению, Ястребиная гора

Как только Мишель закрывал глаза, он видел болтающийся на ветке труп де Брильи. Он знал, что это видение будет преследовать его еще долго. Королю повезло. Цыган лишь запер за ним решетку, но не связал. И вышагивая по тесной камере, он гнал от себя сон и образы, преследующие его. С каждым шагом короля де Брильи словно удалялся, постепенно его место заняла Мари. И это оказалось еще хуже. Его терзал вопрос, где она могла оказаться, когда Форжерон перенес ее в Трезмон. Воображение подбрасывало ему жуткие картины того, что могло с ней произойти.

— Vae! — выкрикнул Мишель и вцепился руками в решетку.

— Ну и зачем ты шумишь? Никто же не придет, — донесся до него писклявый голос откуда-то с потолка.

— Merda! — уже тише рыкнул король и поднял голову на писк. Однако в темноте так ничего и не увидел.

— И ругаться совсем ни к чему! — заявил писклявый голос.

А потом раздался шорох… И на плечо короля уселась маленькая летучая мышка.

— Что? Исполнил маркиз свои угрозы?

— Вы и сами знаете, что исполнил. Ведь знаете? — проворчал хмуро Его Величество и опустился на солому в углу.

Мышонок вцепился в его одежду крохотными коготками, чтобы удержаться на плече, а потом грустно вздохнул:

— Ах, Петрунель, ах, племянничек. Тебе, Мишель, следовало расщепить его до молекул! Может, тогда бы всего этого не было.

— При чем здесь Петрунель? — озадаченно глянул Мишель на суетящегося зверька.

— Неужели ты, король, не понимаешь, что все происходящее происходит по его воле? — мышонок так удивился непрозорливости племянника, что даже захлопал крылышками. — Клянусь своими клыками, это он лишил Конфьяна разума!

— Несчастная маркиза…

— А ты не несчастный? — мышонок снова вздохнул. — Граф Салет, к слову, уже в Фенелле. Мышиное братство донесло. А все твое упрямство!

— Как в Фенелле? Дьявол! — Мишель откинул голову, остро почувствовав собственное бессилие. — Где ожерелье, магистр?

Мышонок спланировал на каменный пол темницы и прошелся перед королем, приставив одну лапку к голове. Словно бы пытался сосредоточиться. А потом посмотрел на короля:

— Бродит! — объявил он. — Бродит где-то рядом!

— Я вас сейчас прихлопну! Как оно бродит? Мари где? — Мишель вскочил на ноги.

— Мари с твоим сыном у брата Паулюса и мадемуазель де Савинье в Париже, где же ей еще быть? — удивился маленький Маг писклявым голосом. Однако отбежал подальше. На всякий случай.

Король помолчал, потер лоб и, наконец, спросил:

— Где ожерелье — не известно. Как поймать Петрунеля, устроившего все это, — не понятно. Что мне делать?

— А может, ты скажешь этому безумцу, что ты король, и он исполнится почтения к тебе и станет помогать, а? — робко спросил Маглор Форжерон.

Мишель от души рассмеялся.

— Разбойник, которого мэтр Петрунель лишил разума? Магистр, я давно так не веселился, — и, перестав смеяться, внимательно посмотрел на мышонка. — А может, мой милейший кузен лишил разума и вас? То-то вы расколдоваться не можете.

Мышонок насупился и отвернулся к стене, пофыркивая и дергая крылышками.

— У меня атеросклероз! — обиженно буркнул он в ответ и больше с королем не заговаривал.

Мишель долго не мог заснуть. Как можно спать в такую ночь? Этот день положил начало тому, что станет концом для всего Трезмона.

А если назвать свое имя? Это не вернет де Брильи, но спасет остальных. Многих из которых он знал не один год. Которые были всегда верны и преданны. Он знал их семьи. Кого завтра он увидит на помосте? И разве не долг короля заботится о своих людях? А он вместо этого становится вершителем их жизней, позволяя разбойнику развешивать на дереве трупы, как королева Мари развешивала игрушки на рождественской елке.

Королева Мари и рождественская елка… И крошечные пальцы маленького принца, касавшиеся причудливых игрушек, сделанных его матерью… И его звонкий смех… И сапфировый взгляд королевы, застилающий полумрак темницы… Король закрыл глаза, чтобы удержать этот взгляд. Потому что иначе видение ускользнуло бы…

Вневременье

Ветер был беспощаден. Кажется, его стон среди гор звучал громче, чем стон, теснившийся в груди. Тело старого де Брильи раскачивалось на суку, ветер трепал его камизу, раз за разом оголяя ноги. Один взгляд на проклятое дерево причинял невыносимую боль. Но выхода не было. Оставалось только смотреть. Потому что, кроме этого дерева и болтающегося на нем висельника, не было видно ничего.