Ледяной поход (с Корниловым) - [32]

Шрифт
Интервал

Прошлый раз, в феврале, в Мечетинской, армия тонула в грязи. Теперь - дорога сухая, станица - зеленая. Остановились у иногородних. Хозяева не любезны. Отворачиваются и ворчат что-то под нос. На стенах фотографии матросов. "Что это у вас матросы?"-спрашиваю я хозяйскую дочь, намазанную городскую проститутку. "

не висеть-то? народ веселый",- хихикает она…

Опять чай, молоко, разговоры о Новочеркасске…

"Неужели поедем?" - "Черт возьми, хоть от вшей освободиться, да снарядов не услышишь".- "А знаете? полк. Корнилов [67]с 19 офицерами из армии убежал".-"Ну? куда?"- "Не знаю. Ночью на подводах, с пулеметами куда-то свистнули. Офицеры все - из штаба, из контрразведки. Их догоняли, ловили - не поймали".- "А многие бегут из армии, прямо на Ростов, на Новочеркасск".-"Да… А я вот вам штуку расскажу. Здесь на площади баб как пороли, интересно. Когда большевики пришли, они вместе с ними потребительскую лавку разграбили. Ну, а после, у кого какую вещь найдут - на площадь, заголяют, сами казаки порют, а кругом хохочут".

На улицах Мечетинской также ходят вооруженные казаки. И старые и малые - все поднялись. Несколько раз выбивали они большевиков из станицы и опять отдавали. Но теперь положение крепнет. Весь Дон всколыхнулся. Освобождается округ за округом. Казаки гонят красных из станиц. Комиссаров сменяют атаманы.

Едем на Маныцкую. Все знают, что из нее на пароходе по Манычу и Дону в Новочеркасск. Чувствуется близость отдыха, все мечтают, что не услышат больше приближающегося свиста снарядов, трещащего переката ружей, стонов и переменят одежду, сплошь покрытую вшами.

День прожили в Маныцкой. На другой - погрузка.

У берега Маныча - большой белый пароход, к нему прицеплена баржа. Раненых несут на руках, на носилках. Больные, легкораненые сами ковыляют, хромают. Пароход - погружен, засвистел, выпустил клубы черного дыма, поплыл…

Раненые сидят, лежат на палубе; бледны измученные лица; усталые глаза; шинели и разные шапки - все рваное, грязное, измятое; ноги некоторых обвязаны тряпками вместо обуви.

Пароход выходит из желто-грязного Маныча в сине-голубой Дон. Дон сильным разливом затопил луга, леса. Речной простор его так широк, что глазом не окинешь. Плывем мимо древней столицы казаков - станицы Старо-Черкасской. Здесь хранятся цепи Степана Разина.

Бегут берега, посвистывает пароход - подходим к Аксаю.

"Господа, немцы! Смотрите, немцы!" - кричит раненый. Все метнулись к борту. Рядом с пароходом, на его волнах - плывет, качается лодка. На веслах в серой форме с красными околышами-два немца. На руле-барышня в белом.

"Вот сволочь!" - качает головой раненый…

"Как неприятно все-таки. На Дону - немцы!" - говорит другой. "Это что же, союзники иль победители?" - криво усмехается старый капитан.

Пароход свистит, причаливая к Аксаю. На берегу - немецкие часовые. Офицер, в светло-сером, почти голубом мундире, с моноклем в глазу, отдает им какие-то приказания. Часовые стоят как деревянные, с откинутыми назад руками. На берегу гуляют чистенькие, блестящие немцы.

Рваные, грязные, вшивые, хромые, безрукие раненые выползли на берег. Смотрят на них. Немцы тоже смотрят и чему-то смеются меж собой.

Пароход плывет дальше. Разговоры на палубе смолкли. Все притихли.

Далеко, на горе, горит золотом купол новочеркасского собора. Уже виден город. Подплываем к Новочеркасску. Причалили к берегу-улице…

Шедший народ останавливается. Смотрят на нас. С палубы кто-то махнул платком. Но толпа - случайная. Расходятся по своим делам.

На берег никого не пускают. "Почему?!" - "Да что это такое?!" - волнуются раненые.

"Господа, оказывается, нас не ждали здесь. И потому нам, по крайней мере, день придется пробыть на пароходе. Доктор Родзянко поехал к атаману поговорить о нас",- заявляет офицер из начальства.

Одни злобно ругаются. Другие - молчаливо задумались. Но раненых, могущих идти, удержать нельзя.

Обвязанные грязными бинтами, хромые, рваные, с тряпками, мешочками, с палочками, они уже сошли с парохода и ковыляют, идут в город.

На улицах прохожие останавливаются, удивленно смотрят на оборванцев и осторожно спрашивают: "вы кто такие? откуда?" - "Корниловцы, из похода вернулись".-"Ааа!" - тянут прохожие, спокойно ускоряя шаг.

Мы дошли до той же грязной гостиницы "Лондон", где останавливались, приехав в Новочеркасск. Сняли тот же скверный номер. В комоде, в столе - бумаги. Читаю - бумаги красноармейцев, какие-то рапорта, условия службы… "Что это за бумаги? Большевики, что ли, жили?"-спрашиваю я вошедшего лакея. "Да… жили здесь два командира ихние",- нехотя отвечает он.

"Что же, убежали?" - "Нет, не успели. На крыльце их, вот тут убили, у гостиницы".-"Кто?" - "Казаки, когда восстали".

В Новочеркасске как будто ничего не менялось. Опять начистеньких улицах мелькают разноцветные формы военных, красивые костюмы женщин, несутся автомобили, идут казачьи части. Только раненые корниловцы явились диссонансом. Хромые, безрукие, обвязанные, с бледными лицами, идут они по шумящим, блестящим улицам…

В лазарете

Для раненых отвели лазареты в городе, и мы легли в Епархиальное училище. Большое здание, почти на краю города, все в зелени. Вдали виднеется бесконечная степь.


Еще от автора Роман Борисович Гуль
Я унес Россию. Апология русской эмиграции

Автор этой книги — видный деятель русского зарубежья, писатель и публицист Роман Борисович Гуль (1896–1986 гг.), чье творчество рассматривалось в советской печати исключительно как «чуждая идеология». Название мемуарной трилогии Р. Б. Гуля «Я унёс Россию», написанной им в последние годы жизни, говорит само за себя. «…я унес Россию. Так же, как и многие мои соотечественники, у кого Россия жила в памяти души и сердца. Отсюда и название этих моих предсмертных воспоминаний… Под занавес я хочу рассказать о моей более чем шестидесятилетней жизни за рубежом.».


Жизнь на фукса

Эмиграция «первой волны» показана в третьем. Все это и составляет содержание книги, восстанавливает трагические страницы нашей истории, к которой в последнее время в нашем обществе наблюдается повышенный интерес.


Азеф

Роман "Азеф" ценен потому, что эта книга пророческая: русский терроризм 1900-х годов – это начало пути к тем "Десяти дням, которые потрясли мир", и после которых мир никогда уже не пришел в себя. Это – романсированный документ с историческими персонажами, некоторые из которых были еще живы, когда книга вышла в свет. Могут сказать, что книги такого рода слишком еще близки к изображаемым событиям, чтобы не стать эфемерными, что последняя война породила такие же книги, как "Сталинград" Пливье, "Капут" Малапартэ, которые едва ли будут перечитываться, и что именно этим может быть объяснено и оправдано и забвение романа "Азеф".



Николай I

Царствование императора Николая Павловича современники оценивали по-разному. Для одних это была блестящая эпоха русских побед на поле брани (Кавказ, усмирение Польши и Венгрии), идиллии «дворянских гнёзд». Для других – время «позорного рабства», «жестокой тирании», закономерно завершившееся поражением в Крымской войне. Так или иначе, это был сложный период русской истории, звучащий в нас не только эхом «кандального звона», но и отголосками «золотого века» нашей литературы. Оттуда же остались нам в наследство нестихающие споры западников и славянофилов… Там, в недрах этой «оцепеневшей» николаевской России, зазвучали гудки первых паровозов, там выходила на путь осуществления идея «крестьянского освобождения».


Рецензия на книгу Н.Берберовой «Курсив мой»

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Георгий Димитров. Драматический портрет в красках эпохи

Наиболее полная на сегодняшний день биография знаменитого генерального секретаря Коминтерна, деятеля болгарского и международного коммунистического и рабочего движения, национального лидера послевоенной Болгарии Георгия Димитрова (1882–1949). Для воссоздания жизненного пути героя автор использовал обширный корпус документальных источников, научных исследований и ранее недоступных архивных материалов, в том числе его не публиковавшийся на русском языке дневник (1933–1949). В биографии Димитрова оставили глубокий и драматичный отпечаток крупнейшие события и явления первой половины XX века — войны, революции, массовые народные движения, победа социализма в СССР, борьба с фашизмом, новаторские социальные проекты, раздел мира на сферы влияния.


Дедюхино

В первой части книги «Дедюхино» рассказывается о жителях Никольщины, одного из районов исчезнувшего в середине XX века рабочего поселка. Адресована широкому кругу читателей.


Школа штурмующих небо

Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.


Небо вокруг меня

Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.


На пути к звездам

Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.


Вацлав Гавел. Жизнь в истории

Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.