Ледяной клад. Журавли улетают на юг - [19]

Шрифт
Интервал

Павлик завел песню, сложенную, должно быть, кем-то из местных жителей:

Стучат топоры, пилы поют,
В глубоком распадке бежит Читаут,
Падают сосны, вершины шумят.
— Эх, хорошо! — лесорубы говорят.
Жгутся морозы, вьется пурга.
Разве напугают лесорубов снега?..

Цагеридзе хотел сказать Павлику, что песня ему нравится, только вот неладно — «жгутся морозы», да с размером стихотворным что-то не в порядке. Но чтобы Павлик услышал, нужно было откинуть воротник дохи и выставить лицо на мороз. Сделать это у Цагеридзе не хватило решимости, он подумал: скажу потом. И стал подыскивать, подбирать взамен более удачную строчку. Напрашивались все какие-то длинные, многосложные слова и ломали размер. Цагеридзе стало смешно: не так-то просто, оказывается, сочинять стихи. Заметить изъян в чужих — легче. Ну, да не может быть, чтобы не нашлось точное и по смыслу и по размеру слово! Найдется. Обязательно найдется. Только поискать хорошенько. «Жгутся морозы… жгутся морозы…» Может быть, так: «Жгут лицо морозы»?.. Нет, опять лишний слог…

А Павлик поет и поет. Вообще держит себя чересчур независимо, даже чуточку дерзко. Ни о чем не расспрашивает, от разговора уклоняется, будто везет в кошеве не начальство, а куль с овсом.

Вот, кажется, и еще проскочило какое-то неправильное слово у него в песне. Не сразу только сообразишь, в чем именно неправильность. А есть она. Но в чем же, в чем? Непонятно. И вообще не разберешься: катятся сейчас сани вперед или назад? И что это шебаршит: снег под полозьями или ветер начинается?

Жгутся морозы, вьется пурга…

Удивительный день сегодня — резких контрастов и превращений. Утром Цагеридзе нежился в мягкой, теплой постели, теперь корчится от лютого холода в соломе на дне кошевы. Начал он день обычной, неторопливой прогулкой по светлым городским улицам к двухэтажному зданию треста, кончает — в тайге, среди торосов, дымящихся наледей под темной стеной леса, чуть озаренного восходящей луной.

Без пяти одиннадцать утра в тресте он был рядовым сотрудником отдела сплава, инженером, которому Читаутский рейд представлялся лишь высокой колонкой цифр в общей сводной ведомости. Ровно в одиннадцать Цагеридзе стал начальником этого рейда. А сейчас уже исполняет свои прямые обязанности, как начальник, едет на лошади, принадлежащей Читаутскому рейду, и Павлик первый, встретивший его подчиненный. На маленьком таратористом патрульном самолете лесной авиации двести восемьдесят километров по прямой от Красноярска до Покукуя Цагеридзе пролетел за три часа, три часа просидел в Покукуе, ожидая подводу, и теперь едет тоже, наверно, три часа, а впереди еще целых двенадцать километров!

А в общем, все это увлекательно и весело. Если бы только вот так, зверски, не прожигал мороз. В Красноярске он не был так заметен. Пилот, когда приземлились они в Покукуе, сказал: «Черт, ну не думал я, что так быстро опустится этакий холодище — не полетел бы сегодня. Хотя тут, на Читауте, это часто случается: с утра благодать, каких-нибудь тридцать градусов, а к вечеру уже все пятьдесят». Благодать — тридцать градусов… Бр-ррр! Неужели сейчас только всего лишь пятьдесят, а не больше? Как это у Павлика не смерзаются губы?

Жгутся морозы, вьется пурга…

Цагеридзе переборол оцепенение.

— Павлик, это ты сам сочинил?

— Не!..

— А кто же?

— Да… Ребезова с Фенькой. Их не разделить.

— Кто это: Ребезова?

— Рабочая просто.

— А Фенька кто такая?

— Так… Илимщица одна. У нее отец тоже чудак.

— Почему «тоже»? И почему чудак?

— Ну, дык! Звали его в Покукуй, начальником почты. Не пошел. Сидит один в тайге, на метеопункте погоду записывает.

— Это тоже необходимо.

— Дык в Покукуе-то все-таки люди! Много людей. Село — не тайга. И должность начальника почты. Зарплата больше. А он свое: «Нет, я жизнь посвятил одному…»

— Понятно. Ну, а Фенька чем же чудачка?

— Чем? Да я бы на ее месте…

Павлик спрыгнул в снег и побежал, припрыгивая и размашисто хлопая себя по бедрам кожаными залубеневшими рукавицами. Все это вместе взятое, по-видимому, означало, что его взгляды на жизнь в корне расходятся с Фенькиными, а доказывать несостоятельность Фенькиных взглядов — просто ниже его достоинства. Даже слов не стоит тратить на это. Тем более тоже для какого-то чудака: на костылях едет в тайгу работать! Да здесь ноги-то больше, чем голова, нужны. Вот и лежит все время в соломе, как куль с овсом…

Кошева по-прежнему ныряла в ухабах среди торосов, итак же скучно верещал под полозьями снег. Цагеридзе вовсе сжался в комок, ему казалось, что живого во всем его теле уже ничего не осталось. Разве, может быть, только сердце и самую чуточку — мозг. Он попробовал заставить себя сосчитать до десяти тысяч — по его соображениям этого как раз хватило бы до самого рейда, — но на четвертой тысяче сбился и стал шепотком повторять: «Жгутся морозы, вьется пурга…» Для этого не требовалось никакого усилия мысли.

Наконец дорога пошла глаже, вероятно, выбралась с реки снова в бор и соединилась теперь с накатанной, лесовозной — Цагеридзе понял это по изменившемуся шороху полозьев. Лошадь, кажется, за все время впервые затрусила какой-то дергающейся рысцой. Потом опять побрела вялым шагом. И опять побежала, звучно пощелкивая подковами. А Павлик заухал, засвистел. Приедут ли они когда-нибудь на этот самый рейд!


Еще от автора Сергей Венедиктович Сартаков
Философский камень

В глухом таежном поселке, в страшную метельную ночь столкнулись сын погибшего на царской каторге политического ссыльного четырнадцатилетний Тимофей, его ровесник Виктор, сын адвоката, и сестра Виктора Людмила. В эту ночь все они остаются сиротами: от руки карателя погибает мать Тимофея, стреляется отец Виктора и Людмилы,... Как сложатся их судьбы?.. Ненависть к классовым врагам поведет Тимофея с боями до Тихого океана. За рубежи родины забросит Виктора. Непростой путь будет и у Людмилы.Философский камень в романе известного российского писателя — это не мифический минерал, который искали древние алхимики, алчущие золота, а вера в человека, в его несгибаемость и нравственную силу.


Горный ветер. Не отдавай королеву. Медленный гавот

Повести, вошедшие в настоящую книгу, связаны между собой: в них действуют одни и те же герои. В «Горном ветре» молодой матрос-речник Костя Барбин, только еще вступает на самостоятельный жизненный путь. Горячий и честный, он подпадает под влияние ловкача Ильи Шахворостова и совершает серьезные ошибки. Его поправляют товарищи по работе. Рядом с Костей и подруга его детства Маша Терскова.В повести «Не отдавай королеву» Костя Барбин, уже кессонщик, предстает человеком твердой воли. Маша Терскова теперь его жена.


Гольцы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Каменный фундамент. Рассказы

Вашему вниманию предлагается книга Сергея Сартакова «Каменный фундамент».В повести «Каменный фундамент» рассказывается о молодом сибиряке Алексее Худоногове, охотнике, поступившем рабочим на лесозавод и навсегда полюбившем свою новую профессию. Алексей был участником Великой Отечественной войны, вступил в партию. Смекалистый, инициативный, не терпящий разболтанности и безответственности, он стал душой рабочего коллектива.Его жена Катюша делит с ним все горести и радости, в самых тяжелых жизненных испытаниях сохраняя мужество и веру в победу добра.


Ледяной клад

Николай Цагеридзе, человек горячий, «южный», наделенный большой энергией и сердцем, не привык отступать и точно знает, что ему делать на таёжной реке Читауте. Здесь, в запани, остались «зимовать» двадцать восемь тысяч кубометров прекрасного леса. Словом, во льду оказался миллион… «Моя бабушка всю жизнь искала клад, копала лопатой землю под старыми стенами. Она не знала, что клады встречаются и во льду. Такой клад достался ее внуку…»Николай ведет бой за ледяной клад со всей страстью и целеустремленностью, на которые способен, но удастся ли ему повести за собой разуверившихся людей, вдохновить их на подвиг и отвоевать у стихии ее добычу?..


А ты гори, звезда

Читателю хорошо известны книги лауреата Государственной премии СССР Сергея Сартакова: «Барбинские повести», «Хребты Саянские», «Ледяной клад», «Философский камень». Его новый роман посвящен соратникам В. И. Ленина, которые вместе с ним боролись за создание большевистской партии, готовили победу Октября в России. Одним из них был Иосиф Федорович Дубровинский, профессиональный революционер, человек несгибаемой воли, беспредельно преданный делу революции. Роман широко и ярко воссоздает историческую обстановку в России на рубеже XIX–XX столетий.


Рекомендуем почитать
Когда мы молоды

Творчество немецкого советского писателя Алекса Дебольски знакомо русскому читателю по романам «Туман», «Такое долгое лето, «Истина стоит жизни», а также книге очерков «От Белого моря до Черного». В новый сборник А. Дебольски вошли рассказы, написанные им в 50-е — 80-е годы. Ведущие темы рассказов — становление характера молодого человека, верность долгу, бескорыстная готовность помочь товарищу в беде, разоблачение порочной системы отношений в буржуазном мире.


Память земли

Действие романа Владимира Дмитриевича Фоменко «Память земли» относится к началу 50-х годов, ко времени строительства Волго-Донского канала. Основные сюжетные линии произведения и судьбы его персонажей — Любы Фрянсковой, Настасьи Щепетковой, Голубова, Конкина, Голикова, Орлова и других — определены необходимостью переселения на новые земли донских станиц и хуторов, расположенных на территории будущего Цимлянского моря. Резкий перелом в привычном, устоявшемся укладе бытия обнажает истинную сущность многих человеческих характеров, от рядового колхозника до руководителя района.


Шургельцы

Чувашский писатель Владимир Ухли известен русскому читателю как автор повести «Альдук» и ряда рассказов. Новое произведение писателя, роман «Шургельцы», как и все его произведения, посвящен современной чувашской деревне. Действие романа охватывает 1952—1953 годы. Автор рассказывает о колхозе «Знамя коммунизма». Туда возвращается из армии молодой парень Ванюш Ерусланов. Его назначают заведующим фермой, но работать ему мешают председатель колхоза Шихранов и его компания. После XX съезда партии Шихранова устраняют от руководства и председателем становится парторг Салмин.


Париж — веселый город. Мальчик и небо. Конец фильма

Жанна Владимировна Гаузнер (1912—1962) — ленинградская писательница, автор романов и повестей «Париж — веселый город», «Вот мы и дома», «Я увижу Москву», «Мальчик и небо», «Конец фильма». Отличительная черта творчества Жанны Гаузнер — пристальное внимание к судьбам людей, к их горестям и радостям. В повести «Париж — веселый город», во многом автобиографической, писательница показала трагедию западного мира, одиночество и духовный кризис его художественной интеллигенции. В повести «Мальчик и небо» рассказана история испанского ребенка, который обрел в нашей стране новую родину и новую семью. «Конец фильма» — последняя работа Ж. Гаузнер, опубликованная уже после ее смерти.


Окна, открытые настежь

В повести «Окна, открытые настежь» (на украинском языке — «Свежий воздух для матери») живут и действуют наши современники, советские люди, рабочие большого завода и прежде всего молодежь. В этой повести, сюжет которой ограничен рамками одной семьи, семьи инженера-строителя, автор разрешает тему формирования и становления характера молодого человека нашего времени. С резкого расхождения во взглядах главы семьи с приемным сыном и начинается семейный конфликт, который в дальнейшем все яснее определяется как конфликт большого общественного звучания. Перед читателем проходит целый ряд активных строителей коммунистического будущего.


Бывалый человек

Русский солдат нигде не пропадет! Занесла ратная судьба во Францию — и воевать будет с честью, и в мирной жизни в грязь лицом не ударит!